Жужа Тури - Под одной крышей

— Фамилии его не знаешь?

— Право, не знаю, мы случайно встретились на улице. Он рассказывал, что нилашисты собирались вывезти стометровый транспортер огромной бумагоделательной машины, но рабочие организовались, забросали их гранатами и разогнали.

Мари сидела, поджав ноги, и казалась совсем маленькой, лицо у нее было озабоченное. Фабрика Неменя начнет работать, а Винце еще где-то далеко. Кого-то другого поставят помощником машиниста, и когда Винце вернется, то останется без места. Нет, все же так не будет, нынче уже не позволят чинить произвол над рабочими. А все-таки хорошо, если бы Лаци сказал тому человеку, чтобы за Винце Палфи сохранили его место…

— Сама-то ты что думаешь? — услышала она настойчивый голос Луйзы. — Ведь о твоей судьбе печемся.

— Ума не приложу, — нерешительно ответила Мари.

Луйза и прачечную ей нашла, и за долей наследства ездила в Пецел, и теперь ломает голову, как бы ее получше устроить. Только она хотела что-то сказать, как у входной двери задребезжал велосипедный звонок. Лаци открыл дверь, пригласил пришельца в комнату.

— Мое почтение, — поздоровался гость, чуть приподняв шляпу и тут же опустив ее на лысую голову, и неторопливо направился к печке. А Лаци уже трещал:

— Моя свояченица, жена привела ее…

Лысый мужчина лениво протянул Мари пухлую руку.

— Рад познакомиться, — пробормотал он и, поеживаясь, протянул ладони к огню.

— Присаживайтесь, господин Пинтер, — сказала Луйза.

— Пожалуй, не буду, а то опять засижусь у вас. — Но тем не менее поудобнее уселся на стуле, на котором только что сидел Лаци. — Я пришел к вам насчет общественных работ, Ковач. Что за подлый народ, каждый норовит увильнуть, а в управлении кричат на меня. Найди, мол, на завтра четырех человек, а не то худо будет. Пойдет мой сын. Вчера ходила жена. Скажите этому Лацковичу или там еще кому.

— Скажу, непременно скажу, не беспокойтесь, господин Пинтер.

— Вам легко говорить, спрашивают-то с меня, как с уполномоченного по дому. — Он поднял на Мари свои усталые, отекшие глаза. — Вот, например, вашу свояченицу…

— Она не прописана здесь. Еще успеет, находится вдоволь на общественные работы, пусть придет в себя немного. Мы с женой как раз обсуждаем ее судьбу. Муж в плену, квартиру разбомбило, работы нет, вот и сидим, ломаем голову.

— Тяжелое положение, — согласился гость и громко, широко раскрыв рот, зевнул. Когда-то он, наверно, был упитанным мужчиной, по обе стороны подбородка кожа свисала складками, в костюме свободно поместились бы два Пинтера, на вытянутых длинных ногах брюки болтались, как на палках. — Да, настрадались мы, вы знаете, госпожа Ковач, в каком плачевном состоянии я был. Никогда уже, наверно, не поправлюсь. — Вдруг он зло закричал: — Приходит человек домой, ищет свой магазин, а его черти слопали. Хотел бы я знать, что они думают на этот счет? Два этажа обрушились на мой склад, завалило конторские книги, деловые бумаги. Не самому же мне откапывать их! Каждую неделю издают новые постановления насчет общественных работ, так пусть позаботятся и обо мне!

— И до вас дойдет черед, господин Пинтер, не волнуйтесь, — успокаивал его дворник.

— Вам легко говорить «не волнуйтесь»! Я вот уже целый год мучаюсь, да что там год! Десять лет, двадцать пять лет, не вам объяснять, госпожа Ковач, вы знаете, как мне доставалось все. И вот теперь приобретенное с таким трудом гниет под развалинами.

Луйза кивнула: да, тяжело. На всей улице они пострадали больше всех, вернее господин Вайтаи. Три магазина, четыре квартиры, ведь поэтому и трудно собрать людей на общественные работы, жильцов почти не осталось. В двух больших квартирах с окнами на улицу обвалилось по две комнаты. Жильцы большой квартиры на третьем этаже, как видно, не вернутся, бежали на Запад. Надо бы известить Вайтаи. Квартира пустует, а он и в ус не дует, от всего устранился. Господину Пинтеру следовало бы осмотреть все и принять меры. Позавчера уже кто-то приходил, интересовался, нет ли свободных квартир. Лаци направил его к уполномоченному по дому.

— Неужели он не приходил к вам, господин Пинтер?

— Нет. Да и вообще оставьте меня в покое, на все будет указ. — После минутного молчания он продолжал: — Но если хотите, госпожа Ковач, завтра осмотрим квартиру Вайтаи. Вы пойдете со мной? Не хочу, чтобы потом меня обвиняли в бездействии. Как-никак уважаемые люди. Не малый ущерб причинен им в этом доме.

— Согласна, ущерб большой, — ответила Луйза, затем, уже суровым тоном, добавила: — Но у них осталось имение в Чобаде, особняк в двадцать четыре комнаты; они не останутся без крова, как моя сестра.

— Что ж, и их жаль, и ее тоже, — заключил Пинтер и медленно поднялся со стула. — Будь я таким же молодым, как ваша сестра, госпожа Ковач, я бы куда проще смотрел на вещи. Но в мои пятьдесят? Ни товара, ни помещения, ни оборудования… Все погибло. Ну до свидания. Так не забудьте, госпожа Ковач: четырех человек.

— Скажу господину Лацковичу и Коше, может, выйдут обе барышни. Стариков Груберов нечего считать. Мало жильцов, вы ведь знаете, господин Пинтер.

— Четырех человек все-таки постарайтесь найти.

Он поплелся к двери, набросил на плечи пальто, согнулся, лицо испещрили морщины, под подбородком задрожали свесившиеся складки. Когда он зашлепал по лестнице, словно с трудом переставлял ноги со ступеньки на ступеньку, Луйза сказала:

— Собственная жена уже высмеивает его за то, что он с утра до вечера жалеет себя. Правда, похудел килограммов на двадцать, но пора бы взять себя в руки. Нечего сказать: мы говорим ему о несчастье Маришки, а он, знай, убивается о Вайтаи.

— Не злословь, Луйза. Он твой подопечный, и ты же его обижаешь.

— Его сам черт не обидит. Можете мне поверить.

Печка излучала тепло, на плите в кастрюле грелась вода. Луйза и Лаци стояли возле ворот, «прохлаждались» — так Лаци называл вечерние тары-бары с соседними дворниками и возвращавшимися домой жильцами. Мари сидела у печки и читала газету «Сабадшаг». Это Луйза приучила ее. И теперь она каждый вечер добросовестно просматривала газету от первой до последней страницы. Поэтому-то Луйза и знала обо всем, что происходит в мире: насколько продвинулась вперед Советская Армия в Германии, какие новые декреты изданы, что нового в народном суде. «Живешь ты на белом свете как слепая и глухая! Ведь только из газет и можно узнать, когда тебе ждать домой Винце!» — убеждала она сестру.

Мари трудно давалось чтение, многие фразы она просто не могла осмыслить, поэтому ограничивалась тем, что прочитывала заголовки военных сводок, напечатанные крупным шрифтом, и короткие сообщения. «Указ Временного национального правительства…», «Созданы комитеты по разделу земли…» Она встала, сунула палец в закипавшую воду, тихонько взвизгнула, отдернула руку, принесла из угла корыто, поставила на стул. В нерешительности потопталась на месте, затем снова взяла в руки газету. Пусть вода закипит. Как жаль, что она не захватила из Буды грязное белье, вполне можно было бы запихнуть в узел и сейчас выстирать заодно и высушить над печкой, выгладить, заштопать до переезда в новую квартиру, если только она у нее будет когда-нибудь.