Жужа Тури - Под одной крышей

— Вы тоже владелец, — перебил ее парень. — Квартиросъемщик.

— Верно. У тебя ордер в руках. — И Лаци так широко размахнулся кистью, что, казалось, снегом все запорошил вокруг. Юци с визгом бросилась прочь, Лаци сотрясался наверху от смеха, даже серьезная Луйза опустила щетку и рассмеялась. Лаци спустился вниз, подхватил и понес лестницу, стуча ею по каменным плитам кухни.

— Мы с Луйзой одни управимся, — сказал он. — Если вы, сударыня, хотите помочь, то соберите мусор в прихожей. А то Мари свернет себе шею, пока доберется до ванной. Надо будет еще проверить, работает ли канализация, но сначала закончу здесь. Право же, ни один специалист не сумел бы так заделать все эти трещины.

Они открыли дверь в обрушившуюся комнату, чтобы хоть немного осветить прихожую. Юци подхватила в охапку шелка, веера и прочие реликвии покойной баронессы и затолкала в один из стенных шкафов. Мари понесла во двор щебень, а Дюрка стал примерять перед зеркалом ментик василькового цвета, который поднял с пола.

Из кухни доносился разговор супругов Ковач:

— Большие деньги пришлось бы заплатить за ремонт комнаты и кухни. Да к тому же нынче маляры и не согласятся за деньги, заказов у них больше, чем достаточно, — рассуждал дворник. Время от времени Луйза поддакивала ему. — Раньше я понятия не имел, с чего надо начинать, но, если уж брался за что-нибудь, делал все исправно, ты ведь знаешь меня, Луйза.

— Конечно, знаю…

Иногда на кухню заглядывали любопытные соседи.

— Поджидаете Вайтаи, господин Ковач? — спросила какая-то женщина писклявым голосом, наверное старшая дочь Коша.

— Откуда вы взяли, барышня? Готовим новую квартиру для свояченицы.

— Да что вы говорите!

Ласло Ковач болтал, распоряжался и, важничая, перетаскивал с места на место лестницу, а Луйза развела известь, поставила мужу под руку ведро и, пока он возился в комнате с потолком, побелила стены на кухне, вымыла плинтусы, кафель вокруг водопроводного крана и двухсекционную раковину. В прихожей раздался стук передвигаемой мебели, то и дело хлопала дверь, струилась вода из крана — это Мари мыла пол.

— Вся грязь попадает ко мне в комнату, — бурчала она.

В пять часов мать и сын попрощались с Мари, Лаци закончил белить кухню. В прихожей стало совсем темно, а Мари все наводила чистоту. Луйза принесла огарок свечи, спросила:

— Может, хватит на сегодня?

— Хочется закончить.

— Кухню тоже?

— Конечно.

Луйза, понимая сестру, взяла у Пинтеров ведро и молча принялась скоблить на кухне кафельные плиты, покрытые густым слоем извести. Затем осторожно, чтобы не поцарапать только что побеленные стены, поставила на место мебель, наконец вымыла посуду, оказавшуюся в шкафу. Дверь и окно они оставили открытыми, чтобы просыхали стены. Мари то и дело заглядывала в комнату, даже тогда, когда в темноте виднелась только свежая побелка. Комната была небольшая, пожалуй метра три в длину и метра два в ширину, но зато чистенькая, уютная. В этот тихий мартовский вечер веранда и дом казались Мари более близкими, чем будайская вилла после двух лет жизни там. Рядом были Луйза с мужем, чего больше желать? Пинтеры тоже приятные люди…

— Постельное белье принесем завтра, если высохнут стены, — сказала Луйза и села на кровать. Она прогнулась под ее тяжестью. — Лучше не нашли матраца для своей горничной, чем этот жалкий соломенный тюфяк.

— Сойдет пока, а там привезу свой.

— Тебе все хорошо, знаю. Ну пошли.

Последнюю ночь Мари спала в дворницкой. Лаци уже храпел в постели, сестры мыли после ужина посуду, когда раздался стук в дверь.

— Вашей сестрице нужно будет прописаться в полиции, госпожа Ковач, — сказал, входя, Пинтер.

— Сначала придется выписаться в Буде.

— Да, да, конечно, я просто напоминаю. Ну, все в порядке?

— Конечно, — ответила Луйза. — Даже в прихожей Вайтаи сделали уборку.

— Смотрите, ордер не потеряйте.

— Не беспокойтесь, господин Пинтер.

Луйза вышла во двор, заперла ворота, тяжелые створки протяжно скрипнули, коснувшись друг друга. Мари, присев на кровать, ждала сестру, чтобы та легла в середину, рядом с Лаци, затем и сама устроилась с краю.

Когда она проснулась утром, первой ее мыслью было: наступил день переезда. Мари выпила в кухне горячего ячменного кофе и побежала на свой этаж. Стены просыхают хорошо, мартовские ночи становятся все теплее, правда, рядом с высохшими белыми пятнами темнеют влажные, но к вечеру и они исчезнут. В комнате чужая кровать с распоротым посередине соломенным матрацем — ах, все бы выглядело по-другому, если бы она привезла свою мебель!

Пинтер-младший, спускаясь во двор за своей тележкой, остановился перед ее кухней.

— Нравится новое жилье? — спросил он.

— Спасибо, но было бы еще лучше, — сказала Мари, — если бы мою мебель и другие вещи можно было бы доставить сюда, но кто знает, когда удастся.

— Скоро, — ответил парень, — на этой неделе откроют и для населения восстановленный мост Франца-Иосифа, тогда и съездим за ними.

— Правда? — обрадовалась Мари, и ее кроткие глаза засияли. — Но мне неудобно так утруждать вас, молодой… я не смею просить вас…

Младший Пинтер махнул рукой: мол, пустяки, он все равно собирается в Буду, говорят, она вся превращена в руины; насколько это верно, он не знает, Мари пришла оттуда, так что ей лучше знать, действительно ли так пострадала Буда. Мари рассказала о будайской вилле, о том, как она носила воду на рассвете, о маленьком и большом убежищах.

— У нас, когда мы валили лес в Марамароше… — начал парень задумчиво, словно вспоминая о чем-то приятном.

Потом продолжала Мари:

— А там, в Буде…

О стычке в свою первую встречу они не могли вспоминать без улыбки, как хорошие друзья вспоминают о давно забытой размолвке.

— Вы очень меня возненавидели, сознайтесь? — спросил парень.

— Нет, — ответила Мари, — я не умею ненавидеть. Но правда, подумала: порядочный парень, а кричит, как…

— Порядочный парень? Обязательно похвастаюсь отцу, пусть порадуется.

Он попрощался, и вскоре его тележка уже громыхала во дворе. Открылась дверь соседней квартиры, и через перила веранды перегнулась грузная женщина, ворчливая Лацкович.

— Начали уже громыхать, — буркнула она, обернувшись назад к кому-то невидимому, и сердито посмотрела вниз на улыбающегося молодого Пинтера. — Ведут себя так, словно они одни в доме. — Затем принялась разглядывать Мари, и та услышала, как она сказала, чуть тише, кому-то в прихожей: — Родственница Ковачей переезжает. Приедут Вайтаи, отблагодарят уполномоченного по дому.

С этими словами дверь захлопнулась, и толстая ворчливая женщина скрылась за ней. Мари подхватила лестницу и устремилась вниз, остановилась, перевела дух и, запинаясь, запела: «Девушка, о моя девушка…»