Жужа Тури - Под одной крышей

— Внизу, у сестры.

— Конечно, вам удобнее там, да и здесь можно, на кухне есть кран. У тети говорили, что скоро включат газ, но, как говорится, свежо предание, а верится с трудом. Меня это интересует только потому, что я должна регулярно принимать ванну, иначе грязью зарастешь, не так ли?

Баронесса произносила свое «не так ли» тоном человека, ожидающего, что ему возразят, и, насупив брови, устремляла взгляд в лоб собеседнику. У Мари все чаще в таких случаях возникало желание ответить: «Конечно, не так!» Или: «Как раз наоборот!» В конце концов, не вечно же ей соглашаться, и вообще, почему другие не зарастают грязью! Поэтому она сказала:

— А с чего бы вам грязью зарасти? Воды сколько угодно. Мы в убежище, где ее едва хватало на то, чтобы ополоснуть руки, и то ухитрялись даже стирать, хотя и носили воду в гору под обстрелом…

— Это совсем другое дело, — промямлила баронесса, — я говорю о том, что привыкла принимать ванну каждый день.

«Авось отвыкнешь», — все больше раздражаясь, подумала Мари, а вслух сказала:

— Малика, вы будете готовить на кухне? — Она негромко кашлянула, чтобы голос звучал ровнее и увереннее.

— А что мне готовить? Разве стакан чаю когда, пока нельзя включать электроплитку. Считайте, что кухню я уступаю вам.

Мари снова смутилась, с трудом подыскивала слова:

— Спасибо, но нам и обеим места хватит, мне ведь тоже не ахти сколько готовить нужно… к тому же, на то они и места общего пользования, чтобы пользоваться ими сообща; и господин Пинтер так сказал, стало быть… ну, в общем, может случиться, что и мне ванная понадобится, допустим поздно вечером…

— Я еще не видела, можно ли пользоваться второй ванной, для гостей?

— Она разрушена.

— Вы и ночью встаете? Я никогда. Лягу и сплю до утра. Я посмотрю ту ванную, что-нибудь придумаем, не беспокойтесь.

Так они ни до чего и не договорились. А баронесса уже перевела разговор на другое, как бы давая понять, что с тем делом покончено, и, когда в дверь громко постучали, резко вскочила: собака, заскулив, свалилась на пол.

— Это Рене, бегу, ой, Жига, что ты наделал?

На недавно вымытом полу темнела небольшая лужа. Баронесса засмеялась, подхватила собачку на руки.

— Вот я тебя запру сейчас, — сказала она, — но имей в виду, в моей комнате нельзя безобразничать. Вечером поведу тебя гулять, а пока веди себя прилично. Не огорчайтесь, Маришка, мы ее научим правилам приличия. — Она вышла с собачкой, плотно закрыв за собой дверь.

— Чем ты так занята на кухне? Я уже целый час стучу в дверь, думал, что ты куда-нибудь сбежала, — послышался протяжный, высокий мужской голос, затем донесся смех Мали.

— Я разговаривала.

— На кухне? — удивился высокий голос.

— Конечно. — И, уже пересекая прихожую, она добавила: — Со своей жиличкой.

— У тебя даже жиличка есть? Чего только ты не придумаешь, Мали, вот уж поистине христианская душа.

— Довольно милая пролетарка, сестра дворничихи. Как ты думаешь, не жарко будет в шубе?

Мари сидела на стуле за закрытой дверью, боясь шелохнуться. Услышав, как хлопнула дверь прихожей, она глубоко вздохнула: наконец-то ушли. Ей не хотелось встречаться с этим писклявым Рене, Мали тоже наверняка предпочитала, чтобы она не видела его, раз плотно закрыла за собой дверь ее комнатушки. Да ее вовсе и не интересует, кто к ней ходит!

Она вышла за тряпкой, чтобы подтереть пол. В дальней комнате скулила собака, протяжный вой сменялся коротким тявканьем и сотрясанием двери. «Ишь как убивается, бедняжка! Что ж, пусть баронесса и ухаживает за ней, не моя забота смотреть за Жигой». Тщательно подтерев лужу, Мари спустилась в дворницкую. Молча села у огня, время от времени вздрагивая всем телом. Видно, она простыла ночью.

Луйза читала газету «Сабадшаг» и как бы между прочим сказала Лаци, что-то мастерившему за длинным столом:

— Послушай, Лаци, у нас много старых печек, ты поставил бы одну в комнату Мари, а то она, чего доброго, замерзнет.

— Если она такая мерзлячка, обязательно поставлю. Завтра посмотрю, есть ли куда вывести трубу, а к вечеру, Мари, можешь хоть быка зажарить, так будет жарко.

В кухне опять воцарилась тишина, лишь изредка кто-нибудь обронит одно-два слова, не дребезжит и велосипедный звонок. Вдруг кто-то неуверенно повернул ручку. Лаци вышел, послышался женский голос:

— Простите, не в этом доме салон Пинтеров?

— У нас нет никакого салона, — ответил дворник.

— А мне сказали…

— Пинтеры действительно живут в этом доме, на третьем этаже, направо по веранде, хозяйка умеет шить, но салона у них нет! — крикнула из комнаты Луйза.

Лаци показал посетительнице квартиру Пинтеров, долго объяснял, что фамилия совпадает, но здешние Пинтеры мануфактурщики, а не владельцы салона, затем вернулся, уселся за длинный стол и принялся снова что-то мастерить. Спустя некоторое время Луйза отложила газету, зевнула и спросила:

— Что нового наверху?

— Ничего особенного, — ответила Мари и, помолчав, добавила: — Баронесса принесла собачонку.

— Породистую? — поинтересовался Лаци.

— Говорит, чистокровная гладкошерстная такса.

— А-а, хлебнет она с ней горя, — засмеялся Лаци.

— Сейчас осталась одна и воет что есть мочи, — сказала Мари, и ей вдруг стало жаль покинутое животное. Ведь все-таки щеночек еще, живая тварь.

После ужина они втроем прогулялись по площади Свободы. Луна освещала ямы, кучи песка и наспех насыпанные могилы с деревянными крестами на некогда красивых аллеях, ведущих к площади. Тихо-тихо вокруг, лишь изредка торопливо пройдет прохожий, со стороны Дуная дохнет прохладой весенний ветерок.

На лестничной клетке, поднявшись к себе, Мари прислушалась — Жига затих, видимо, Вайтаи уже дома. Со свечкой в руке она свернула на веранду, и в этот момент ее с третьего этажа окликнул Дюрка Пинтер.

— Алло!

Они все трое сидели на веранде возле двери, озаренные лунным светом: хозяйка — закутавшись в плед, старший Пинтер — в теплом пальто. Мари поздоровалась, улыбнулась им и потушила свечу.

— Мы гуляли — сестра с мужем и я, — объяснила она.

— А мы решили подышать свежим воздухом здесь, — перегнулась через перила Юци Пинтер. — Тошно сидеть в неосвещенной квартире, спать еще куда ни шло, да и то вертишься с боку на бок, пока уснешь.

Мари тоже облокотилась на перила.

— А я собираюсь пораньше лечь, — сказала она и многозначительно добавила: — Завтра с утра надо идти в Андялфёльд, на текстильную фабрику. — Она слегка покраснела, подумав, вдруг спросят, кто устроил ее на работу, как называется фабрика, поэтому торопливо попрощалась. Слова старшего Пинтера остановили ее.

— Нужно прописаться, сударыня, а потом тоже будете ходить на общественные работы.