Жужа Тури - Под одной крышей

Мари, сделав несколько неуверенных шагов, остановилась у фонарного столба. Рядом молодой человек скручивал из клочка газеты козью ножку. Мари прошла мимо него раз, другой, третий. Наконец он спросил:

— Не меня ли ищете?

Мари улыбнулась, тряхнула головой и торопливо пошла прочь, но молодой человек громко, чтобы она услышала, крикнул:

— Я же вижу, вы кого-то ищете!

Мари остановилась и так же громко ответила:

— Фабрику! — И, подойдя поближе, скороговоркой выпалила все, что столько раз повторяла про себя, шагая по улице Лехел.

— Текстильную фабрику с каким-то немецким названием, там не меньше пятидесяти ткацких станков, говорят, что все они уже работают.

— Это, наверно, «Братья Шумахеры», — сказал молодой человек, выпуская густой клуб дыма. — Тогда жмите, сударыня, дальше, четвертый переулок отсюда, там свернете налево, выйдете на небольшую площадь, увидите двухэтажное здание, но работает фабрика или нет, не знаю.

— Там скажут… Спасибо.

И она устремилась вперед, а молодой человек крикнул ей вслед:

— На обратном пути еще застанете меня здесь!

Она отсчитывала переулки и про себя повторяла: «Шумахеры, Шумахеры». На маленькой площади опять увидела два заводских здания, они тоже стояли один против другого. Вокруг двухэтажного уцелела ограда, но там, где были ворота, высились груды щебня. Две женщины вышли на улицу, ступая прямо по щебню, затем наполнили им корытообразные носилки. Кажется, что их обсыпали красной мукой: платки на голове, фартуки, лица и даже веки — все было желто-красного цвета. Мари стояла в стороне, а когда женщины с носилками повернули назад, спросила:

— Извините, вы случайно не знаете, здесь берут на работу?

Женщина, которая шла позади, обернулась.

— Ступайте в фабком.

Напарница нетерпеливо одернула ее:

— Иди-иди, чего глазеешь по сторонам.

— Я не глазею.

И они скрылись за углом, где ограда круто поворачивала, а Мари зашагала прямо по щебню. Двухэтажное здание, несмотря на выбитые кое-где стекла в окнах, на осыпавшуюся штукатурку, снаружи производило впечатление обитаемого. Во дворе громоздились развалины одноэтажного каменного строения, там же валялась на земле измятая, продырявленная вывеска с надписью «Контора». На обрывках бланков, втоптанных в щебень, можно было прочесть: «Хлопчатобумажные ткани. Братья Шумахеры»; повсюду разбросаны были переплеты толстых конторских книг, счета, бланки заказов, растерзанные, словно на фабрике хозяйничали сбежавшие из сумасшедшего дома душевнобольные, сиденья стульев, ящики из письменных столов, пишущие машинки без клавишей; в кучу была свалена тара, а позади агрегатов и машин виднелся небольшой деревянный сарай с одним оконцем, на сколоченных из брусьев дверях было выведено мелом: «Фабком».

Мари постучалась и, не услышав ответа, вошла. В сарае находились двое мужчин; один из них, похожий на чиновника, в сером костюме и шляпе, раскачивался на стуле перед письменным столом: правой рукой он опирался на край стола, а левой каждый раз, когда стул откидывался назад, с силой хлопал по лежавшим на столе бумагам. Другой — в темно-синем комбинезоне и натянутом поверх него джемпере, — прислонившись к стене у самого окошка, курил и слушал человека, ритмично ударявшего ладонью по бумагам.

— Здравствуйте, — поздоровалась Мари и остановилась в дверях.

— Да, — рассеянно кивнул мужчина в сером костюме, и занесенная для удара левая рука его на мгновение застыла в воздухе, — сейчас, одну минуту. — Затем он громко хлопнул по бумагам и продолжал: — Неделю назад они вели себя тихо и смирно, а теперь начинают вставлять палки в колеса. Уверяю вас, виноват этот подлец Робоз…

Второй мужчина махнул рукой.

— Он не осмелится. Даже сунуться сюда не посмеет.

— Черта с два! Неужто у вас сложилось о нем такое представление? Он, видите ли, не привык ходить пешком. Вы думаете, господин директор Робоз станет вам ходить от Итальянской аллеи до Андялфёльда пешком? На своих двоих? Не надейтесь! — Он внезапно перевел взгляд на Мари. — Опять что-нибудь стряслось?

— Нет, — произнесла Мари робко и совсем смутилась, — я хотела спросить… то есть поступить на работу…

— Ах, вот в чем дело, а я подумал было, что опять женщины поссорились. Вы работали на текстильной фабрике? — Он вдруг засмеялся. — Какая там, к черту, текстильная фабрика… Расчищаем территорию. Не надорветесь? Впрочем, переговорите с товарищем Галлом, мне в город пора.

Петер Галл, старший мастер ткацкого цеха фабрики акционерного общества «Братья Шумахеры», после нескольких вопросов кивнул, достал из кармана блокнот и на исписанной, замусоленной странице в клеточку записал карандашом фамилию Мари. Затем подвел ее к груде кирпича во дворе и объяснил, что ей надо делать.

— Целые кирпичи носите вон туда, к ограде, а за битыми будут приходить женщины с носилками, а то они ворчат, что работа подвигается медленно, когда им самим приходится отбирать. — С этими словами он оставил Мари.

Собственно, следовало бы спросить, как долго длится рабочий день, сколько будут платить, сказать, что лучше она завтра выйдет на работу, а то испортит единственный костюм, но она уже разбирала кирпичи, отдельно целые, отдельно битые, затем обхватила руками уложенные друг на друга восемь целых кирпичей и направилась к каменной ограде. До чего же она, право, жалкое создание, слабое и духом и телом. Теряется перед каждым, будь то Малика или товарищ Галл, любой сразу видит, что имеет дело с ничтожеством. Как же это получается у других, у тех, кто ведет себя с достоинством, спокойно говорит о своих нуждах, не краснеет как рак, не теряется. Должно быть, посторонним она кажется смешной.

Подошли женщины с носилками. Мари остановилась, улыбнулась.

— Приняли, — сообщила она той, которая была позади и показалась ей приветливее передней. — Вот разбирать велели…

— Старайтесь, — хмуро ответила передняя, пожилая худая женщина; в морщины на ее лице глубоко въелась красная кирпичная пыль. — Пошли, Юли, какого черта тут стоять.

— Сейчас пойдем. Поясницу ломит, а вы все подгоняете.

И они направились с носилками к груде кирпича. Старшая сняла с головы платок, вытерла обратной стороной вспотевшее лицо, затем снова повязала; младшая, Юли, достала из кармана фартука сморщенное яблоко и принялась грызть его. Мари снова нагнулась и молча принялась разбирать кирпичи.

— Вас Галл определил? — спросила Юли.

— Да, кажется, его зовут так.

На этот раз заговорила старшая:

— Галл берет всех подряд, но неизвестно, чем потом расплачиваться будет. — Она наблюдала, как Мари нагружает носилки битым кирпичом, и, видимо, глядя на маленькую фигурку, несколько смягчилась: — Неужели у вас так много одежды, что не жаль испортить праздничный наряд?