Жужа Тури - Под одной крышей

— А мы? — спросила тетушка Бокрош.

— Все узнаете в свое время. А пока продолжайте работу.

Вскоре старший мастер Галл и Мишка Вираг отправились в город. На фабричном дворе стало тихо, даже три женщины прекратили разговоры.

Часа через два к фабрике подъехал тот же самый джип. Рядом с директором Робозом сидел полицейский офицер, а позади — мужчина в штатском, который, облокотившись на спинку переднего сиденья, разговаривал с впереди сидящими.

— Как же мне повезло! Просто счастье, что я стал искать его превосходительство на улице Семелвейса, — сказал директор Робоз. По тону, каким он это сказал, можно было заключить, что он уже не первый раз говорит о столь значительной удаче.

— Вот именно, вам крупно повезло, — согласился мужчина в штатском. — Между прочим, его превосходительство частенько заглядывает к нам вечерком.

— Будьте уверены, — с достоинством произнес полицейский офицер, — раз уж вы обратились к нам, мы не оставим вас в беде.

— Не сомневаюсь, старина, — горячо отозвался Робоз. — К тому же у меня в руках решение Управления по надзору за бесхозным имуществом. Пусть теперь побегают в свою партию жаловаться на насилие и прочее. Вот он документ с подписью и печатью…

В сарае инженер взял в руки «документ с подписью и печатью», в котором говорилось, что на время отсутствия владельцев попечителем недвижимого и прочего имущества акционерного общества «Братья Шумахеры» назначается директор Меньхерт Робоз.

— Ну что ж, пожалуйста, — сказал инженер, возвращая директору документ, причем в голосе его звучали смешливые нотки. — Принимайте пока фабрику, но не за горами день… — Он кашлянул, а Мишка Вираг докончил фразу:

— Когда мы вернемся сюда.

Полицейский офицер резко оборвал его:

— Прекратите пустые разговоры!

Директор Робоз махнул рукой, неторопливо опустился на стул перед письменным столом.

— Полно, не стоит.

Инженер вышел из сарая и коротко сказал:

— Расходитесь по домам, товарищи.

Значит, в последний раз они идут этим путем — площадь Мира, мрачная, безлюдная и темная улица Лехел, Вацский проспект. Три женщины бредут посередине мостовой, Мари и Чепаи молчат, одна Юли, не переставая, говорит. Черт бы побрал Робоза и все его отродье, она знала, что тем все и кончится. Но не очень-то жалеет, ей чертовски надоело ходить пешком каждое утро, весь день сгибаться под тяжестью носилок так, что к вечеру спины не разогнешь. Дома тоже дел по горло, Яни злится, квартира запущена, печка не топлена, а между тем продукты постепенно начинают появляться. Открываются магазины, кое-что можно купить, вчера недалеко от их дома одна женщина предлагала сметану и яйца. Яни слышал, поезда стали чаще ходить, в крайнем случае можно примоститься и на крыше вагона, и на буфере: правда, ехать придется три-четыре дня, но, говорит, не растаю, не сахарный, съезжу к своей жене в Задунайский край, наверняка у нее найдутся какие-нибудь продукты. Яни не соблазняет ее заработок, он человек с запросами, любит вкусно поесть, вот и требует, чтобы она сидела дома, занималась хозяйством… Но поскольку обе женщины не поддержали разговора, она тоже умолкла и спустя некоторое время, словно почувствовав себя виноватой перед ними, взяла Чепаи за руку и тихо сказала:

— Вы, конечно, все близко приняли к сердцу… плохо, когда человек одинок, по себе знаю…

— Что ты знаешь, — пробормотала Чепаи и озябшими пальцами потуже затянула узел платка. — Откуда тебе знать, что дело тут не только в Робозе… А что скажет ваша сестра? — обратилась она к Мари.

— Луйза… что ж, Луйза наверняка что-нибудь придумает, — ответила Мари, и на душе у нее потеплело.

У Западного вокзала Чепаи прощается, кивает им, говорит, что ей нужно зайти по делу, и направляется в сторону моста Маргит. Юли же, прощаясь, просит у Мари адрес.

— Если подвернется работа, приду к вам, надеюсь, сестра не прогонит?

— Как так прогонит? — ужасается Мари. — К сестре столько людей приходит, и чтобы она моей гостье указала на дверь! Нет, нет, в крайнем случае у меня есть и своя квартира, коммунальная.

Они хохочут, пожимают друг другу руки и расходятся в разные стороны — одна направо, другая налево.

Луйза встретила ее сообщение словами:

— Вот как, значит, погорела твоя работа! Жаль, но мне это весьма кстати.

Дело в том, что Лаци, оказывается, воспылал страстью к поездкам. Ходят, сказал он, товарные поезда — на небольшие расстояния, где не взорваны пути или их уже восстановили. Выйдет человек на железнодорожное полотно в районе Западного вокзала с вещами для обмена за спиной, выждет, когда тронется какой-нибудь состав, вскочит на площадку вагона и едет, куда довезут.

— Каким бы старьем ты ни набила рюкзак, Луйза, крестьяне вырвут его с руками, ведь они совсем обносились. За два-три дня обернусь и надолго освобожу тебя от забот об обеде…

Луйза принялась укладывать вещи — старые рубашки, поношенную шляпу, которая уже побывала на площади Телеки, юбку, блузку — и сама в свою очередь тоже строила планы. Пока Лаци съездит в провинцию, они с Мари побелят квартиру. Ей уже надоело жить в таком свинарнике, потому-то она и не жалеет, что Мари лишилась работы, — другая найдется, нечего горевать. Лаци поддакивал, на первых порах следил, как она укладывает вещи, потом стал расхаживать по кухне, широко размахивая руками, и вдруг сказал:

— У меня тут есть одно дельце, а ты пока упакуй все, Луйза. — И ушел куда-то. Через несколько минут жильцы дома знали, что Ласло Ковач отправляется в опасное путешествие. Теперь, когда его свояченица осталась без работы, он не допустит, чтобы они голодали, жена одна несколько дней присмотрит за домом. Юци Пинтер пришла в неописуемый восторг от затеи дворника, она и сама с радостью бы поехала, но некогда. Уйма заказов — четыре платья, весенний костюм готовить к примерке, заказчицы передают знакомым адрес «салона госпожи Пинтер».

— Ей-богу, еле успеваю, к тому же весь дом на мне, что ж, счастливого пути, господин Ковач, ждем вас с вкусными вещами.

Ласло Ковач упавшим, даже несколько трагическим голосом произнес:

— В случае чего… вы уж, сударыня, не оставьте мое семейство.

— Полноте, что вы! Зачем такие мысли!

Юци Пинтер не знала, плакать ей или смеяться. Ну что за человек этот Ковач! Она перегнулась через перила веранды и вслед ему крикнула:

— Шаль Маришку, не повезло бедняжке, но передайте ей, что я подыщу для нее другую работу, полегче.

— Передам, сударыня, спасибо, — ответил дворник, спустился этажом ниже и постучал в дверь кухни девиц Коша…

Женщины вынесли из квартиры под уцелевшую арку ворот всю мебель и приступили к генеральной уборке. Эти три-четыре ночи Луйза решила спать на полу, на матраце. Мари звала ее к себе, но, когда сестра категорически отказалась, втайне обрадовалась. Луйзе не понравились бы вечерние беседы с Маликой, кроме того, она не могла бы не заметить, что Мари убирает комнату баронессы просто потому, что не может смотреть на царящий там беспорядок. Для нее это сущие пустяки, на полчаса работы… С тем, что она по вечерам водит щенка на прогулку, Луйза примирилась. Бедный Жига целый день заперт в квартире, смотреть на него больно. А какой он ласковый, какой игрун! Даже Луйза полюбила щенка и при виде его не может не улыбнуться. А Мари чего-то не хватает, если Жига не семенит с ней рядом, когда она спускается вниз, а когда сидит в своей комнатушке, не чувствует себя с ним такой одинокой. Но Луйзе не нравится совсем другое. Мари понимает, что Луйза в чем-то права, и, может быть, именно поэтому сердится на сестру.