Жужа Тури - Под одной крышей

— Зачем идти? Кухня относится к местам общего пользования, — сказала Малика.

В конце концов они все-таки ушли из кухни, но дверь оставили открытой. И тут же заиграла танцевальная музыка, доносились стук каблуков, визгливый смех, беготня в прихожей. Теперь уже дверь и в комнату не закрывали. В ванной лилась вода, слышались странные, прерывающиеся голоса, вся квартира была освещена, кухонная дверь дрожала, что-то глухо ритмично ударялось о нее.

Мари сидела в постели с широко раскрытыми глазами, прислушивалась. В окно лился лунный свет. Какая чудная ночь! Тепло, как летом, хорошо бы выйти и посидеть на веранде, но Мари не смела даже пошевельнуться. Выйдешь на кухню, и они тут же ворвутся туда. Наверно, пьяные… Мари поежилась, словно от холода, и инстинктивно поднесла руку к губам, как бы защищаясь от удара сапогом, который нанес ей тогда старший брат; она даже явственно слышала омерзительный рыгающий звук, издаваемый пьяным братом… Но ведь ее брат — забитый пецельский крестьянин, разве можно его равнять с такими, как Питю и Эжеб… И они еще смеют презрительно отзываться о господине Фекете! Ведь он и Йолан Келемен неизмеримо выше, чем они. Сейчас Мари это особенно остро чувствовала.

В комнате горланили песни. В нестройный хор голосов временами врывался чей-нибудь рев, сопровождавшийся громким смехом, доносились тоненькие голоса женщин, они то затихали, то вновь усиливались…

Хотя бы дверь закрыли. Завтра много срочной работы… Приезжей заказчице взялись сшить три платья и полотняный костюм, да еще купальник; у Юци Пинтер золотые руки, за что бы она ни бралась — все у нее ладилось. На вечер назначили примерку, а костюм даже не скроен, остальное еще только сметано… Вдруг Мари услышала стук в окно. Она открыла рот, но от страха не могла вымолвить ни слова.

— Маришка…

Дюрка!.. У нее сразу отлегло от сердца! Мари соскочила с кровати, подбежала к окну и приоткрыла его.

— Мать велела сказать, если вам не дают уснуть, приходите к нам.

— Спасибо, теперь… может, наконец утихомирятся.

— Они что, совсем сдурели? Прямо на кухне пьянку устроили!

— Стаканы брали. Кажется, перепились, — прошептала Мари. — Я заперла дверь, а то того и гляди ко мне ворвутся.

— У меня руки так и чешутся, набил бы им морду! В случае чего — приходите.

— Ладно.

У Мари стало тепло и радостно на сердце. Чего ей бояться? Внизу Луйза, ее сестра, наверху друзья. Славный парень этот Дюрка, и мать у него такая же, да и господин Пинтер неплохой… правда, сдал за последнее время, хандрит после несчастья с магазином, охает да стонет, лежа на диване… Спи, Жига, не бойся, нас не дадут в обиду.

Ранним утром снова началось хождение в прихожей, но шаги были твердые, уверенные, изредка раздавался хрипловатый, негромкий смех, но вот хлопнула дверь и наступила глубокая тишина. Видимо, и Малика ушла с ними. Мари осторожно открыла дверь, виляя хвостом, из-под ее ног выскочил Жига, добежал до кухни, затем вернулся обратно через прихожую. Баронесса действительно ушла со своими гостями, иначе Жига не подбежал бы к ее комнате, где он провел столько дней взаперти, голодный и холодный. Все двери были распахнуты. Мари заглянула в комнату. Там все было вверх дном: по полу разбросаны подушки, ковер залит вином, кресла сдвинуты в один угол, всюду валяются объедки. Она тихонько свистнула шнырявшему под столом Жиге, и они побежали обратно на кухню, затем — к Пинтерам.

Весь дом возмущается ночной оргией, рассказывала Юци Пинтер, когда они вдвоем завтракали в кухне. Чуть свет приходили обе старые девы Коша, жаловались Пинтеру-старшему. А Лацкович подстерегла уходившую компанию на веранде и все высказала баронессе.

— Мой муж только хмыкает, мол, он ничего не может, жалуйтесь дворнику. А ваш зять говорит, что он спал, ничего не слышал, если бы его разбудили, он показал бы им. Ей-богу, мне было очень жаль вас, Маришка.

Теперь уже Мари улыбалась, признаваясь, что они струхнули с Жигой, но в конце концов все-таки уснули.

— Квартиру здорово загадили, посмотрим, как Малика уберет после них. — И Мари пожала плечами, дескать, пусть как хочет, а ее это не касается.

— Гости баронессы тоже аристократы. Говорят, что тот, с кем Вайтаи путалась в прошлый раз, будто бы граф Фештетич. Теперь я и сама вижу, что это за люди… Пойду скрою костюм, а то из-за него всю ночь кошмары снились.

С уходом Малики в доме стало тихо, словно она была единственным возмутителем спокойствия. Вот уже несколько дней Пинтер-старший куда-то уходил необычно рано, с таинственным и озабоченным видом. Семье о своих делах он не рассказывал, видимо выжидая чего-то. И лишь Луйзу посвятил в свою тайну. Пинтер-старший решил посетить все магазины текстильных товаров в округе, обойти всех уличных продавцов. Подолгу торговался с ними, щупая ткани и подвергая их тщательному осмотру. Он искал свой исчезнувший товар. В спокойные утренние часы, когда «прислуга» и его жена были заняты работой, он, возвращаясь после безуспешных скитаний, заходил в дворницкую и обсуждал свои дела с Луйзой.

— Зашел в магазин на площади Святого Иштвана. Во время осады там ветер гулял по полкам, а теперь они ломятся от товаров. Готов поклясться, что там мой зеленый вельвет и серый шевиот, во всем городе только один я торговал ими. Если вы умная женщина, подскажите, как мне поступить.

Он вытягивал длинные ноги, охал, курил трубку и выжидательно смотрел на Луйзу. Эта женщина хоть выслушивала его внимательно. Бог знает как у нее получалось, но никто не умел так успокоить его, как она… Луйза делала все обстоятельно, не спеша, пододвигала стул уполномоченному по дому, с живым интересом в сотый раз выслушивала историю о его страданиях на проспекте Ракоци, о кассете и разграбленном складе. Если Пинтер-старший брал карандаш и бумагу и подсчитывал, сколько бы он получил за похищенные пятьдесят наполеондоров по курсу на этот день, Луйза проверяла каждую цифру, указывала на ошибки при умножении. Она прямо и без обиняков выкладывала ему то, что думала, а это было куда приятнее лести, когда, например, говорят: «Ты прав, отец, верно, отец», а на уме дериват совсем другое и выжидают лишь подходящий момент, чтобы избавиться от него… Так рассуждал про себя уполномоченный по дому, ожидая Луйзиного ответа.

— Знаете, что я вам скажу, господин Пинтер? Бросьте вы эту затею. Только терзаете себя понапрасну, да ногам покоя не даете. Все равно обратно вы своего товара ни метра не получите.

— Не говорите глупостей, госпожа Ковач. Я только вчера слышал, как кто-то обнаружил в магазине на улице Пала Телеки все свои товары, тотчас прибыла полиция, и…

— Так это на улице Пала Телеки, а ваш товар, господин Пинтер, давно уже сбыли на площади Телеки.