Коллектив авторов - Дежавю. Антология

— Мадемуазель Сесиль Сорель! Вы, лучшая актриса Франции, мадемуазель-витрина «Lа Сomédie Franзaise [10] «lа Соmédie Franзaise» — для французов то же, что для русских институция (конституция?..), просто… туция. вскинула плечики и врезала по комитету:», наша гордость и настоящая театральная «звезда». В Америке только о ваших бедрах и говорят. Как же вы могли сфотографироваться вместе с двумястами «бошами»?

Мадам Сорель

— Не надо было впускать их в Париж!

А ее близкая подруга актриса Агlеttу — lа citoyenne Ваthiаt [11] Гражданка Батия. , тоже всемирная… и тоже с остро отточенным всемерным, как финка, язычком… «атмосфера» [12] «Атмосфера, атмосфера…» — знаменитая фраза Арлетти из … «Les enfants du Рaradis», «Le grand jeu», «Маdаmе Sаns-Gкnе», «Нôtеl du Nord» [13] «Дети райка», «Большая игра», «Мадам Бесцеремонная» «Северный вокзал». , тоже как могла поддержала тему крылатой фразой-подарком ее приятеля-драматурга Неnri Jeаnson-a, которую до сих пор повторяет и помнит вся эта безалаберная сторона-интеллигенция:

— Мое сердце — французское, а моя задница — интернациональная!

«Мариинский» — фильма «Дети райка», которую любят повторять французы.

Соllаbо-прокурор-прокуратор сморщился, задохнулся, нервно поправил белый шарфик с четырьмя ничего непонимающими, болтающимися кроличьими (выкрашенные под соболя) лапками, и обе дамы — красотки, под(д)ержанные врагом, отправились прямо из дворца с весами (Торговли? Правосудия?) на несколько лет в тюрьму «Fleury-Mérogis». C’est la vie! Смутное время, смутные судьбы… Коко защищалась не так вызывающе, более сдержанно. Высокой нотой?.. Интернациональной дружбой? И «очистительный» комитет просто отмазал, очистил эту «Джулию-белошвейку» от «этапа», но все-таки в последующие десять лет она просто выпала из активной портняжной жизни, ушла на дно, затаилась в низших слоях высшего общества.

А это — «Ах, это», с которого началось это военное… действительно «ахнуло», началось гораздо раньше — в 1921-м. Так уж повелось, что около Габриэли всегда крутились хорошие ребята (за исключением упомянутого молодого капитана-оккупанта… правда, там еще вдруг один военный моряк «замаячил», со Шпреи — адмирал Канарис). В тот год многообещающий химик (опять химическая тревога?) Эрнест Прекрасный (Ernest Веаиx) с безукоризненным пробором продавца недвижимости, который изучал долгие годы, прямо-таки вынюхивал какие-то летучие субстанции (дан приказ ему на запах…) — «альдегиды», предложил Шанели добавить в натуральные духи летучие, синтетические… которые резко сокращали «себестоимость продукта», как объяснил ей Эрнест-пробор.

Какой же я идиот! В 54-м году в средней школе № 368 на уроке химии наш лысый (странно, что все неприятности и сюрпризы и там и тут почему-то связаны с таблицей Менделеева) совсем в бесфокусных очках и без никаких проборов, только со шрамом, кривым рубцом над левой бровью, учитель Альдегад Василий Петрович напевал в течение трех недель одну и ту же странную фразу: «Наши гиды-альдегиды» (странно, что не заложили… на три месяца раньше 6…), что-то там на столе смешивая.

Через неделю настырный Эрнест приволок десять разных флаконов — итог настоящего духовного семилетнего поиска. Удивленный носик мадемуазели остановился на пятом флаконе не потому, что он как-то особенно выделялся, альдегидел, а просто пятый номер всегда приносил Габриэли счастье. И первое мирное первомировое дефиле было назначено на 5-е мая, 5-й день, 5-й месяц. А куда теперь залить все это?.. Дефиле через месяц. Габи задумалась и заскочила на пять минут к Пабло (к Пикассо, конечно, который всю жизнь дурачил всех, кого было можно и нельзя), в этот ресторанчик «На, выкуси», но без фиги, разумеется, в семнадцатом районе, на rue «Сinq sous» (на улице «Пятака», по-нашему). Пабло, в красно-черной клетчатой рубашке, сидел и выкушивал, вкушивался в огромную паэлью, но это не помешало ему тут же, прямо на салфетке той же цены сделать эскиз будущего флакона черным карандашом «Reynolds». Несколько линий: какой-то стул, какой-то стол и на нем не совсем понятный квадрат какого-то флакона с треугольной пробкой. Герника? Неужели гениально? Сразу и не сообразишь. Но Шанель сообразила и сама дорисовала (?!), улучшила рисунок знаменитого не на всю «Ивановскую» — на весь «Пятак-Париж», испанца. Осталось только выдуть в Мurano и залить в Romainville (где, кстати, со своим штабом в шестнадцатом… в ХIХ-м… стоял Александр!), чем они и занялись вместе с очень экономным Эрнестом. Через месяц весь мир потерял голову от этого «пятого» демократического флакона-номера Шанели номер 5. Прав был Альдегад, великолукский русский учитель химии седьмого класса средней школы. Тоже предвидел, только несколько поздновато, лет через тридцать… А Габриэль и «пробор» оказались на недостижимой высоте — «Сhаnel» номер 5 теперь могла купить любая модистка и продавщица.

А тут и Norma (Еnоrmа!) с рекламой подоспела, правда, несколько неожиданно, ну, эта, Jane Вакег, которую весь мир хорошо знал в лицо, хотя особенно хорошо ее знали в это (?) — двое: президент Джон Кеннеди и драматург Артур Миллер, поляк, еврей, американец, бывший муж этой Jane Baker — Marylin Monroe. Вернее, трое (а кто не муж?..), особенно толстомордый брат «красавчика» Джона, Бобик, который ей в вену целый шприц барбитурика… (название романа: «Барби-турик для Барби… или просто турик? дурик для ту-рика?») засадил иглу… И то верно «пу-пу-ри-турик», это, конечно — да… а вот записывать, что тот несет любовник (министр юстиции) во время или после… синей ручкой и в желтую тетрадку и прятать потом… это надо быть самолетчиком Эдиком Кузнецовым… Горизонтальная публицистика имеет свои вертикальные лимиты (лимитчица?..), хотя открывает и закрывает глаза-горизонты… сами понимаете — не надо… Вот начальники на иглу и посадили… Так вот на случайный вопрос журналиста Теd’а Night Gown’а — (Теда Ночной рубашки) в том же 54-м году из журнала «USA-Underwear» — «Американское исподнее»: «А как вы одеты в полночь, когда вам не спится и эта круглая… в окно…» (На что намекает, гад?..) Смешливая Мерилин, пу-пу, у которой в этот раз совсем не болел живот, сладко потянулась и мяукнула понимающе: «Я одета… Так… несколько капель 5-го номера…» Вся пижамная Америка ахнула, какое бесстыдство! а фабриканты «исподнего» схватились за голову, не за продукт, и сразу разразился тяжелый внештатный нижнебельевой кризис… Так «5»-й вошел в скандальную историю Нового Света. А в Старом — другие законы, другие флаконы, другие номера. Это точно. Вдруг флакон под номером «22» возник-появился. Все по тому же принципу: двадцать второй «эрнест», но успех почему-то быстро улетучился. «Сhаnеl-22» только пахнул шанелью (шалью, шинелью?) и навсегда исчез из продажи.