Юрий Плавский - Мертвые собаки

— Всю свою жизнь, — выслушав исповедь Трофимовны, включился в диалог Безродный, — я зависел от прихоти хозяина своего жилья! Я должен был прогибаться перед ним, чтобы не ночевать по чердакам, заискивающе, заглядывать ему в глаза, моя его ночной горшок! Иначе ведь можно и пинок под зад заполучить! Вот как войду в свою квартиру, нет!.. на коленях в неё вползу! обцелую каждую её половичку, каждую щелочку ладошкой поглажу и заплачу от счастья! Квартира для меня, это не только жилище, это тот островок свободы, который мне ещё предстоит открыть! А свобода, это то главное, к которому ты стремишься всю свою жизнь и которого ты никогда не достигнешь!

— Вы прямо как бомж какой–то рассуждаете, — вставила свою реплику Трофимовна, — то о тюрьме, то о свободе! Вы, случайно, не судились? — Она подозрительно оглядела склонившуюся над бумагами фигуру Безродного.

— Здесь меня судьба помиловала! — успокоил он инспекторшу. — А слово бомж терпеть не могу! Его менты придумали и вложили в него всё своё презрение к тем из нас, кто более всего нуждается в человеческом участии! По эволюции этого понятия, можно легко проследить деградацию нравственности нашего общества! Ведь было когда–то в русском языке слово «бродяга», в нём и соучастие в чьей–то нелёгкой судьбе, и романтика дальних дорог звучали! Позже, слово «бродяга» заменили словом бич, но и в нём тоже ещё не было нотки презрения, оно скорее отражало равнодушие общества к несчастным носителям этого прозвища!

— А что означает слово бич? — заинтересовалась Трофимовна.

— Вообще–то бич, — это слово морское, — пояснил Безродный, — оно обозначает моряка, отставшего от своего корабля! Бродит тот бедолага в чужом порту и ждёт попутного корабля, чтобы на свою родину вернуться, долго ждёт, иногда всю жизнь! Так вот когда рухнули заборы из колючей проволоки сталинских концлагерей, для многих обездоленных тогда тюрьма утерянным раем показалась! А что?.. в тюрьме его и накормят, и спать уложат, даже возле печки, ежели повезёт, и телогреечку ватную выдадут! А тут выписали ему волчий билет, с которым ни на работу не устроишься, ни жилья не найдёшь! Детей и жен ещё раньше заставили от него отказаться, вот он и попал между лезвиями ножниц! А всё только за то, что в неподходящем месте ляпнул то, что хозяину не по шерсти! Вот тогда и пошла огромная армия обречённых по помойкам ползать! Общество наградило их прозвищем «бичи» и равнодушием, чтобы за ним своё предательство скрыть! А уже позже, это слово — бомж, появилось, а в нём нотки презрения зазвучали, нехарактерные русской душе!

Здесь Трофимовна поднялась со своих табуреток, — те облегчённо скрипнули, исследовала содержимое чайника и пошла за водой. Вскоре она вернулась, включила плитку и поставила на неё свой чайник.

— Как–то к нашей лаборатории бродяжка одна приблудилась, — оторвался от своих бумаг Безродный и продолжил неоконченную тему разговора, — я там, в то время, начальником службу правил! Наши женщины идут по утрам на работу, личики отворачивают, носики платочками зажимают, пристают ко мне, вызови, мол, милицию, пусть они уберут её отсюда! Слушал я их причитания, слушал, потом и выдал: жизнь, говорю, отобрала у этой бедняжки всё! Отобрала всё, что только можно было отобрать, но у неё есть то, чего у нас с вами нет и, наверное, никогда не будет! Это — то, — называется свободой! И я никогда и ни при каких обстоятельствах не смогу посягнуть на это её бесценное сокровище! Поняли меня тогда мои сослуживцы! Обеды мы себе сами готовили, назначил я шефство над нашей бродяжкой, да так и прикармливали её до осени! А тут как–то мороз неожиданно стукнул, приходим мы утром на работу, а наша подопечная мёртвая на лавочке лежит! Наши в слёзы, привыкнуть уже к ней успели! Почему, плачут, мы её в милицию не сдали? Там бы она и накормлена, и выстирана, и в тепле бы была! Та смерть на моей шее тяжким грузом повисла, долго я себя корил, пока оправданий не нашел! А оправдания мои такие: что лучше умереть свободным человеком, чем жить бесправным рабом, томящимся за колючей проволокой! И та бродяжка сделала свой выбор, выбор в пользу свободы!

— Ну и получите вы себе квартиру, — вернулась к прерванной теме Трофимовна, — а от хозяина не избавитесь, она ведь государству принадлежать останется! А государство, оно ещё тот хозяин, слезою его не прошибёшь и мольбою не остановишь! Оно в любой момент может тебя на улицу вышвырнуть! Своё жильё надо строить, своё! Вот построишь хатку в деревне, и будешь в ней хозяином, хочешь сам живи, хочешь квартирантам сдавай, твоё это дело!

— Своя избушка, это для меня недосягаемая мечта! А чтобы квартирантам её сдавать, это дело рискованное! Будешь вечно бояться, что придёт дядя в погонах и за получение нетрудовых доходов нарисует тебе бубнового туза на спине и отправит пешком до города Магадана, чтобы лес там валить! А сосны в тех краях толстым концом книзу растут, и чтобы пайку свою заработать, ой как много тех сосен напилить надо!

— Не везёт нам с главными механиками! — вздохнула Трофимовна, — Вы уже шестым будете на моей памяти! Не держится никто за это место! Ответственности больно много, и снизу тебя долбят и сверху клюют, и днём загоняют и ночью спать не дадут! Вот вам направление на медкомиссию!

— Я думал, что хоть здесь не нужно будет медкомиссию проходить! — скорчил огорчённую мину Безродный, — Одиннадцать лет радионуклиды на атомных электростанциях глотал! Каждый год медкомиссия! По три–четыре дня, а то и по неделе у врачебных кабинетов очереди выстаиваешь! А кому это всё нужно? Больной на той комиссии докажет, что он здоров, чтобы своё рабочее место не утерять, а если и вывернет наизнанку свою болячку, то врачи тут же ему докажут, что она никакого отношения к производству не имеет, чтобы показатель по профессиональным заболеваниям не портить! Так, что все эти медкомиссии — сплошная туфта! Как вы думаете, Трофимовна?

— Конечно, конечно! — согласилась инспекторша, — Врачи тебя лечат, пока ты здоров, а как только заболеешь, все двери перед тобою закроются потому, что ты никому не нужен будешь! — Она составила очень приятное впечатление о новом сослуживце за то, что тот так внимательно выслушал её откровения. «Какая–то странная у него фамилия», — подумала Трофимовна, оставшись наедине со своим стальным шкафом. «Ах да, он ведь что–то про детский дом говорил, наверное, ему там эту фамилию и дали — догадалась она. — Что это за глупости, чтобы такую печать человеку на лоб ставить, вот теперь с нею всю жизнь и ходи. Вот если бы я выбирала, я бы всем детям только цветочные фамилии давала. Владимир Васильевич Ромашкин, например, как бы это красиво звучало. А то, фи!.. Безродный!»

Прошло чуть больше месяца с тех пор, когда полуслепая судьба впервые привела Безродного на территорию автотранспортного предприятия. За это время он почти освоился в новой для себя роли. Помогали ему прижиться хороший технический опыт, приобретённый им на всесоюзных ударных комсомольских стройках, да характер трудоголика, который достался ему при рождении. Как–то после оперативки Безродный задал Камушеву вопрос, который тот уже давно ожидал: