Патрик Гейл - Заметки с выставки

— Можно посмотреть? — спросил он после секундного колебания и направился к шкафу взять фотографию.

— Это Вы?

Конечно, это был он. Но человека на фото вполне можно было принять за него самого, только моложе, в маскарадном костюме и с чрезвычайно дешевой и дикой стрижкой. Молодой человек улыбался. Неужто — задавался вопросом Гарфилд — именно эта улыбка соблазнила Рейчел? Или она соблазнила его?

Невозможно себе это представить. Она всегда была такой необузданной, восторженной и азартной. И такой сумасшедшей. Однако, все в этом доме, в книге, которую он пытался читать, в безрадостно покорной дочери внизу, говорило о благоразумии, сдержанности и замкнутости, другими словами — об антитезах страстной жизни. Молодой человек на фотографии был достаточно красив, но трудно было увидеть в нем серийного соблазнителя. Возможно, он был просто пассивным манипулятором, демонстрировавшим маску беспомощности так искусно, что женщины не могли не откликнуться. Он интуитивно подумал о Лиззи и ее неистовом желании завести ребенка. Возможно, Рейчел и другие на десятилетия опередили свое время хладнокровной оценкой Саймона Шепарда, как идеального донора, не замечающего происходящее, а ведь при этом скулы его были почти так же высоки, как его IQ.

У него в кармане задрожал мобильник. Извинившись, он взял трубку и увидел, что там просто смска от Лиззи « Ну? Лиззи, целую ».

Ему в голову пришла мысль. Он возьмет снимок, чтобы показать ей и тому ребенку, который, в конце концов, может у них появиться.

— Вы не возражаете, если я Вас сфотографирую? — спросил он. — Показать жене?

Саймон Шепард уставился в телевизор, возможно, сбитый с толку тем, что пропал звук. Гарфилд навел видоискатель своего мобильника на него и на исполинского кота, переставил торшер так, чтобы он лучше их освещал, и затем сделал фото.

Камера мобильника еле слышно щелкнула, воспроизведя звук старомодного затвора фотоаппарата и перемотки пленки — звуки, столь же бесцельно ностальгические, как и фальшивое тиканье часов, добавленное в некоторые модели часов электрических. Звук действительно был совсем не громким, гораздо тише мурлыканья кошки, но, видимо, старик услышал его и разгневался. А, возможно, он действительно спал с открытыми глазами и всегда просыпался в отвратительном настроении. Какой бы ни была причина, он внезапно сел прямо, сосредоточенный и рассерженный. Он закричал какую-то невнятицу и замахал на Гарфилда руками. Кот взвыл, прыгнул с колен и, шипя, побежал из комнаты.

— Ох, извините, — пробормотал Гарфилд встревоженно. — Это всего лишь крошечная камера. Я сфотографировал вас, чтобы показать жене. Вот взгляните. Хотите посмотреть фото? Нет? Ну что ж. Вот черт.

Он взял пульт и включил громкость в телевизоре, так что в комнату снова хлынул нарастающий звук музыки к фильму и тот калифорнийский пейзаж, который в данный момент выступал в качестве Дикого Запада. Затем он поспешно вышел, закрыв за собой дверь.

Ниоба Шепард снова с головой погрузилась в свою индексацию, по всей видимости, привычная к взрывам шума наверху, потому что он уже стоял в дверях кухни, а она даже не подняла глаз, и дело закончилось тем, что он откашлялся и произнес весьма неопределенное «Ну, мне, наверное, пора, гм…».

Она улыбнулась одной из своих неоднозначных, мимолетно неуверенных улыбок и поднялась проводить его.

— Сожалею, — проговорила она. — Вероятно, ваша встреча оказалась не совсем таким уютным воссоединением, какое Вам рисовалось.

Он пожал плечами, чувствуя себя теперь опустошенным.

— Не знаю, что мне рисовалось. Но встреча с Вами была… Вот. Позвольте оставить мои контактные данные. Ах, они у Вас уже есть. Конечно же, есть. Фалмут намного ближе Америки.

И он добавил: Вы можете навестить нас в любое время и, ну, держите меня в курсе, как он. И, возможно, Вы могли бы прислать мне остальные имена? Американцев?

Она не пыталась помочь ему. Он был уже третьим, который так корчился у нее на глазах. Возможно, их будет еще больше? Она просто сохраняла видимость развлечения, возможно, недоброго, и открыла перед ним входную дверь. Та открывалась с трудом, Ниоба незаметно уперлась ногой в косяк, изо всех сил дернула дверь и открыла ее перед ним.

— Давайте поддерживать связь, — сказал он.

— Давайте, — ответила она, и что-то в ее манере остановило Гарфилда от попытки протянуть руку, как наверняка поступил бы Хедли, или даже дружески чмокнуть в щеку, на что отважилась бы Лиззи. Он практически выскочил за дверь.

— Пока, — добавила она и с глухим стуком закрыла за ним дверь. Ошеломленный, он приостановился на тротуаре, услышав, как она запирает дверь и с усилием задвигает засов.

Чувство опустошения, навалившееся на него в прихожей, усилилось, когда он понял, что теперь оказался в плену плохо продуманных планов. Лиззи предложила ему ехать одному. Она собиралась на концерт в Труро вместе с Энтони и Хедли, который, казалось, прижился в своей старой комнате и с самых похорон не был дома с Оливером в Лондоне. По ее подсказке он взял на ночь номер в гостинице. Возможно, тебя пригласят провести вечер с новыми родственниками, сказала она, или они захотят, чтобы он навестил их снова в воскресенье.

Он взглянул на часы. Он уже не успевал на поезд до Рединга, откуда мог пересесть на последний сносный вечерний поезд до дома. Конечно, всегда можно было сесть на поезд дальнего следования, но он прибывал в Рединг далеко за полночь, и вряд ли там можно найти свободное спальное место. Те дни, когда он проводил всю ночь в дороге, скрючившись на сидячем месте чтобы сэкономить деньги, были давно позади, и к тому же, если ехать так поздно, все равно нужно было придумать, как провести вечер. У него были знакомые в Оксфорде. По крайней мере, один друг с юридического факультета работал в юридической консультации где-то поблизости. Но он предварительно никому не позвонил, не зная, как повернется дело у Шепардов, и не подумал взять с собой записную книжку.

Он направился назад к гостинице и подумал что, конечно, не было никаких причин не позвонить Лиззи и не попросить ее посмотреть для него номера телефонов. Но кто мог гарантировать, что воссоединение с друзьями, с которым со времен собственной свадьбы разве что обменивался рождественскими поздравительными открытками, не окажется столь же удручающим, как и встреча с родным отцом.

В кино не шло ничего, что было бы ему хоть как-то интересно. Он посмотрел на афиши, но попадал как раз на середину сеанса, да и все фильмы казались предназначенными для детей или тех взрослых, которым еще предстояло взрослеть. Как как полный идиот, он не взял ничего почитать, кроме монографии Саймона Шепарда. Раньше он высмотрел заманчивый букинистический магазин, но, похоже, все магазины закрывались или уже были закрыты на выходные. Ему придется изменить двум привычкам, которым он следовал всю жизнь: поесть самому и провести вечер, уставившись в телевизор. (У них дома было только радио). Вот если бы он сел на поезд сразу после завтрака, он мог бы попасть домой к середине дня, только бы не случилось воскресных перебоев на линии.