Патрик Гейл - Заметки с выставки

Тут он заметил знакомую афишу и понял, что красивое здание, мимо которого он как раз проходил по Сент-Джайлз, было Домом собраний оксфордских Друзей. Он вернулся обратно и проверил все детально, хотя и знал, что молитвенное собрание будет в одиннадцать на следующий день, точно так же, как в Фалмуте и Пензансе. Уже не в первый раз ему захотелось, чтобы собрания проходили чаще, чем по воскресеньям. Он чувствовал, что в душе у него все взбаламутилось, и тихое созерцание вместе с группой Друзей дало бы ему возможность поразмышлять немного спокойнее и яснее. Возможно, в номере в отеле будет достаточно тихо, чтобы выключить свет, лечь на пол с головой на подушке и медитировать.

Он решил остановиться в Рэндолфе только потому, что там предлагали специальный тариф выходного дня. Но в давящем интерьере, изобилующем штофом и прочими приметами викторианской эпохи периода расцвета, без галстука он чувствовал себя одетым неподобающим образом. И задавался вопросом, не будет ли это законным поводом для того, чтобы заказать еду в номер, чем страдать, сидя за столиком на одного в ресторане, где освещение слишком романтичное для чтения.

Он хотел выпить чашку чая и направился на поиски только для того, чтобы обнаружить официанток, выкатывающих прочь тележки с пирожными и чайной посудой.

— Пятичасовой чай закончил полчаса назад, — объяснила одна из них. — Но просто чашку чая вы можете попросить в баре.

Атмосфера в баре была для чая совершенно неподходящей, запах свеженарезанных лимонов и позвякивание льдинок о стекло ослабили его решимость. Поскольку он умирал от жажды, вместо чая заказал пинту пива в большой кружке… и вдогонку стаканчик виски, потому что пальто было слишком тонким, а от бесцельного шатания по улицам он совершенно окоченел.

Он нашел столик в темном уголке, где мог не торопясь потягивать свои напитки и думать свои мысли. Никакого откровения не случилось. Он не почувствовал внезапной потребности любви к своему настоящему отцу, по сути дела, ничего к нему не почувствовал. Но не было никаких сомнений, он действительно был сыном старика, и покинул его убогий дом, унося с собой нечто, чего у него никогда не было ранее: своего рода разрешение. Он больше не был квакером по рождению. Он не мог делать вид, что все его воспитание исчезло в один миг, но теперь у него, похоже, было другое, более щекотливое наследство, способное это воспитание уравновесить.

Его отец больше не был столпом высокой нравственности, порядочным человеком, а ведь, по сути, его с этим, сколько он себя помнил, и поздравляли. Теперь его отцом оказался человек, не соблюдавший верности жене, зачавший, по крайней мере, трех детей с другими женщинами, которым не оказал никакой поддержки и, судя по всему, мало, если вообще, обеспечил свою дочь, необъяснимым образом ухаживающую за ним в старости. В доме ощущалась некая бесплодность, без каких бы то ни было признаков дружелюбия, не было там никаких намеков на веру.

Он вспомнил, что не позвонил отчитаться Лиззи, и в то же самое мгновение понял, что и не будет. Он почти никогда не пил. Лиззи была совершенно непьющей. Это, как и ее вегетарианство, было одним из тех символов веры, которые он впитал и к которым приспособился, когда встретил ее. Если бы она каким-то образом могла бы увидеть его со спиртным, да еще и с пивом, стоящим перед ним на столе, она бы предположила, что он пытается оправиться от плохих новостей. Ей бы и в голову не пришло, что он, возможно, смакует крошечный шажок в сторону независимости от принципа и даже от нее. Он только что получил небольшую, но мощную прививку от добродетельности, от своей семьи и чего-то вообще, и алкоголь был первой симптоматической реакцией.

Виновато он достал свой мобильный телефон и нажал 1, чтобы вызвать ее. Она была вне зоны покрытия или выключила телефон в ожидании концерта, поэтому он быстро оставил спокойное сообщение, не требующее ответа, в котором написал, что увидится с ней завтра днем и позвонит из поезда. Он выключил мобильник и сунул его в карман пиджака, а затем не торопясь сделал добрый глоток отличного горького пива.

Когда он снова поднял глаза, с соседнего стола ему улыбалась женщина.

— Дело сделано? — поинтересовалась она.

— А что, это так выглядит? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Очень даже. Я выпью еще. Вы что пьете?

— Я…

К своему удивлению, он увидел, что от пинты почти ничего не осталось, и еще больше удивился сам себе, позволив ей купить ему второй стаканчик виски. Она купила ему двойной виски и села напротив него за его столик.

— Очень мило с Вашей стороны, — сказал он.

— Вовсе нет. Вы, наверное, не заметили, но в этом баре, как в бассейне с акулами, собрались самцы-хищники.

— Не заметил. Ну, я-то в безопасности.

Он выставил обручальное кольцо.

— Я тоже, — рассмеялась она, и продемонстрировала свое.

— Нет, нет, — продолжила она. — Не представляйтесь. Вижу, что Вы как раз собирались это сделать. Если мы узнаем имена друг друга, тут же начнем выискивать общих знакомых, думать о возможных связях, так что давайте просто не будем.

— Хорошо, — согласился он. — Так Вы здесь одна?

— Да. Два раза в год я убегаю из своей жизни под великолепным предлогом визита к дантисту. Я всегда приезжаю к ней сюда. Она хороший врач и не делает мне больно. И, поскольку это только два раза в год, я не сочла нужным что-либо менять, когда мы переехали. От дома теперь это достаточно далеко, так что я могу приехать на сутки и насладиться коротким отдыхом.

— Ваш муж никогда не хотел поехать с Вами?

— Я никогда и не предлагала. Но нет. Он слишком занят, а когда я уезжаю, он занят еще больше. Иногда я совпадаю с гастролями оперной труппы, но на сей раз спланировала я неважно, так что теперь мне предстоит спокойная ночь. А что у Вас?

— О да. Тоже тихая ночь.

— Я имела в виду, что Вас привело в Оксфорд?

— Виноват. Семейное расследование. Я приехал, чтобы встретиться с человеком, о котором я только что узнал, что он — мой биологический отец.

— Боже мой! Как прошла встреча?

— Очень странно.

— Вы еще будете встречаться?

— Скорее всего, нет. В любом случае, он очень болен и слаб. А я живу далеко, и живу совершенно по-другому.

— А чем Вы занимаетесь? Помните, это ваш шанс солгать и произвести на меня впечатление.

— Я не могу лгать, — признался он. — Не способен от рождения.

— И Вы никогда не лжете своей жене?

— Нет. — Он улыбнулся в свой бокал. — Не думаю, что у меня получилось бы очень убедительно.

Она тихонько рассмеялась, и он вдруг увидел, насколько она привлекательна. Она была изящной, почти восточного вида, с очень прямыми, темными волосами, которые всякий раз падали ей на лицо, когда она опускала глаза. Она сбросила замшевое пальто, под которым оказался аккуратный, неяркий костюм, как у женщины-адвоката по телевизору. Ее шелковая блузка была расстегнута на одну пуговичку ниже дозволенного, и она, похоже, этого не замечала, так что одна чашечка бюстгальтера то показывалась, то исчезала из поля зрения. На шее у нее была двойная нитка крупного жемчуга; муж не без успеха чем-то занимался. Гарфилд плохо определял возраст, он дал ей пятьдесят с небольшим, но решил, что она скорее бабушка, нежели мама.