Патрик Гейл - Заметки с выставки

Когда Энтони дал понять, что продолжающееся присутствие Хедли угрожает превратить его в эмоционального инвалида, Джек мягко напомнил ему, что Хедли тоже скорбит, и указал на то, что упустил из виду Энтони. «Этот мальчик всегда был семейным клеем, сохраняя мир и мешая вам разлететься на куски. Когда Рейчел ушла, он остался без работы. Ему нужно время, чтобы адаптироваться. Это при условии, что у них с Оливером все хорошо. Не вижу других причин тому, что он застрял здесь на все эти недели, проводя ночи в односпальной кровати».

Даже когда Хедли отмахнулся от вопроса и сказал, что у них с Оливером все в порядке, Энтони понял, что, возможно, это было не так. Хедли всегда представлял свою семейную жизнь текущей так спокойно, что тем самым практически вынуждал столь же спокойное одобрение и, конечно же, не вызывал на дискуссию. Разволновавшись, Энтони дождался, пока Хедли отправится за продуктами, а затем позвонил Оливеру в галерею. Возможно, это было бестактно с его стороны, поскольку, существование проблемы в их отношениях ни тот, ни другой признавать не собирались. Стараясь не вмешиваться еще больше, что только поставило бы в неловкое положение их обоих, Энтони перевел разговор на картины, что остались после Рэйчел, и на возможность выставить их. И выяснилось, что куратор Тейт (младший по должности) уже осторожно наводил справки. На этой более нейтральной территории Оливер согласился приехать при первой же возможности, чтобы взглянуть на них и сделать фотографии. Но прежде чем расстаться, он добавил с обескураживающей прямотой, что его друг очень хотел бы посетить Корнуолл.

Когда звонили различные составители некрологов с вопросами о подробностях жизни Рейчел, с ними имел дело Хедли. Они договорились о следующей формулировке: Намекая на некое несчастье в истории своей семьи, она предпочитала хранить в тайне все подробности, помимо даты рождения и того, что родилась она в Канаде . Именно Хедли предположил, что теперь, когда она умерла, не может быть никакого вреда в небольшом расследовании.

Энтони давным-давно смирился с тем, что она не желала это обсуждать.

— Если бы я тебе сказала, что меня удочерили, — нравилось ей говорить, — ты бы успокоился. Просто притворись, что меня удочерили. Сделай вид, что я подкидыш. На самом деле, все это очень скучно.

Если бы она страдала от обычной депрессии, то, несомненно, рано или поздно прошла бы курс разговорной терапии, и психотерапевт подтолкнул бы ее покопаться в своем прошлом до приезда в Англию. Но так уж вышло, что и Джек, и другие врачи были до такой степени уверены в том, что ее проблема носит чисто химический характер, что единственным лечением стали химические препараты, каковые всегда, в конце концов, и срабатывали. Может быть, у него не возникло оснований сильно любопытствовать о ее семье еще и потому, что, когда встретился он с ней, он сам был лишен семьи.

Когда была объявлена дата похорон и начали появляться некрологи, он стал задаваться праздным вопросом — а что, если из тени выйдет какой-нибудь ее родственник, или кто-то претендующий на родство. Но никто не появился. Вполне могло оказаться так, что все ее родственники уже мертвы. Конец истории. Но ситуация начала раздражать его. Он чувствовал себя чрезвычайно глупо, говоря людям, что ничего не знает. Ему пришло в голову, что можно даже предположить, что все это ему безразлично.

Итак, вдохновляемый Джеком, он предпринял попытку искать информацию в городской библиотеке. Когда попытка не удалась, он уступил давлению со стороны Хедли и впустил в дом компьютер. Как только подключили интернет, выяснилось, что на самом деле он знал гораздо больше о поиске на генеалогических сайтах, чем Хедли. Неграмотные ученики, появлявшиеся у них в центре не от биржи труда, часто отрицали, что у них есть проблема, и в качестве пробного шага обычно выражали желание научиться пользоваться интернетом. Их неспособность сформировать предложения в электронных письмах или сильную зависимость от компьютерной проверки правописания можно было мягко использовать для того, чтобы убедить в том, что, вероятно, было и еще что-то помимо владения компьютером, чему им нужно было учиться. В надежде уговорить их на написание достаточно обширного прозаического текста, который можно было бы использовать для подробного анализа их проблем владения литературным языком, Энтони иногда прибегал к следующей уловке — он предлагал некоторым из них воспользоваться, соответственно, компьютерами Центра для изучения своей семейной истории. Он знал все генеалогические сайты, а также сайты для поиска тех, кто были студентами в школе, или знакомых по работе.

Без особых ожиданий и в значительной степени ради того, чтобы ублажить Хедли, он пошел обычным путем. На паре генеалогических сайтов он внес Рейчел, как свою жену и мать четверых детей, уточнив, что она приехала в Англию из Нью-Йорка в 1960 году и родилась в Канаде. С ним никто не связался, кроме множества американских Келли, не удосужившихся прочитать малюсенькую информацию о Канаде. Затем, роясь в книжном шкафу, стоящем в их спальне, в поисках книги Дж Т. Блайта «Неделя на краю земли», он устыдился, обнаружив несколько устарелых путеводителей для членов Национального общества по охране исторических памятников и решил, по примеру Хедли, принести коробку и разобрать немного в шкафу.

Коробка была уже наполовину заполнена, когда он наткнулся на небольшую Библию. Она завалилась за другие книги и, судя по толстому слою пыли, пролежала там непотревоженной много лет. На кухонной книжной полке кто-то из детей оставил школьную Библию Коллинза, которой с тех пор и пользовались как домашним справочником при решении кроссвордов.

Эта библия был еще хуже, чем даже та. Это была дешевая Гедеонова Библия, украденная из какого-то гостиничного ящика. Он был потрясен, увидев, что Рейчел неразборчиво исцарапала страницу за страницей разноцветными цветными чернилами, промокавшими насквозь, и дешевыми шариковыми ручками, которые часто продырявливали бумагу. Похоже было на то, как если бы он натолкнулся на ее жестокий снимок в один из худших моментов упадка, и его сиюминутным порывом было швырнуть книгу в коробку.

Но она открылась на первой странице. На маленьком квадратике чистой белой бумаги, который, похоже, Рейчел защитила от собственных безумных каракулей, очертив его, когда Библия впервые попала к ней в руки, детским почерком было написано: «Рей Келли, 268 Джерард-стрит Ист, Кэббиджтаун, Торонто. Пожалуйста, верните под страхом смерти!»

Она никогда не называла себя Рей, даже когда они только начали встречаться. Очевидно, ей это не подходило, и, наверняка, было одним из тех этапов, через которые проходят многие дети, примеряя на себя разные имена, точно так же, как они экспериментируют со своей подписью или с тем, как отвечать на телефонные звонки.