Тимур Пулатов - Жизнеописание строптивого бухарца. Роман, повести, рассказы

— Вы, оказывается, решительный… Не то что я, трусиха…

Он лишь снисходительно улыбнулся в ответ, чувствуя как, отрезвленный видом пустого двора, не донесет даже до первого коридора весь свой пыл, дерзость, все обаяние игры — нахмурится, сделается опять недоступно–холодным, потому что казалось Душану: Вазира со своим подбадриванием, одобрением давит на него, посягает, не зная, что Душан боится всего чрезмерного — высоких похвал, восторгов, радостного веселья, не зная, как с этим сладить, чтобы потом не разочароваться.

— А мы ведь не первые ушли так… — проговорил Душан, желая узнать: видела ли Вазира, как вышли впереди них Аппак с Каримой.

— Да, ваш приятель и моя приятельница первые догадались покинуть это скучное сборище жующих без конца…

— Ну вот — видите?! — в тон ей, иронично и нервно не в силах более притворяться, воскликнул Душан. — Есть люди решительнее нас. — И, крепко сжимая ее руку, побежал к комнате отдыха второго двора, уверенный почему–то, что Аппак именно там с Каримой и прячутся от всех.

Еще какое–то время вдоль стены классной комнаты Вазира бежала с ним, догадываясь, кого он ищет в своем безудержном возбуждении, упрямстве, еще раз заставляла себя быть снисходительной, терпеливой, сдержанной, но почти у самого порога комнаты отдыха не выдержала и резко остановилась, и чуть не заплакала от обиды, удивившись тому, что Душан будто и не заметил, не понял, что произошло, дальше он уже сделал несколько шагов один, разгоряченный, ничем не сдерживая себя, забежал в переднюю и резко потянул к себе дверь.

Дверь распахнулась, и за то короткое время, пока Аппак с Каримой опомнились и повернулись на скрип, Душан успел заметить, как приятель крепко держал свою подругу за талию, пытаясь поцеловать ее, и как Карима, наклонив голову назад в изгибе красивого тела, не поддавалась — лишь прыгали они оба в такт, смеясь и покачиваясь…

— Извините… надо дверь закрывать, — проговорил Душан без волнения в голосе и даже цинично, чтобы подавить в себе ревность, но тут же пожалел, испугался, потому что заметил на себе презрительный взгляд Каримы, в нетерпении повернувшейся к Душану спиной, будто она в чем–то его заподозрила; и лишь Аппак, пожелавший сгладить неприятное впечатление, великодушно спросил:

— Что тебе, Шан? Действительно, дверь… Опыта почти никакого. А где твои Вазочка? Можешь ее напротив, в спальню…

Душану не понравилось то, как Аппак говорит, и, чтобы не давать волю его развязному тону, он захлопнул дверь перед самым его носом и выбежал во двор, вспомнив, как поступил нехорошо с Вазирой, дурно и не по–мужски.

Он обежал весь двор, затем по коридору — к спортивному полю, вернулся назад к столовой в тот самый момент, когда все уже выходили оттуда, чтобы направиться в клуб. Увидев Душана, одиноко идущего за всеми с виноватым видом, Пай–Хамбаров отстал от толпы, чтобы тихо сказать ему:

— Конечно, я понимаю, Темурий, девушки, волнение, хочется показаться перед ними мужественными, развязными. Но учти, что мужественный не обязательно развязный, недисциплинированный, а наоборот. Мужественный это терпеливый, и только такие, поверь моему опыту, могут добиться успеха у девушек. Так что прошу тебя без выходок…

«Да я вовсе не развязный, — хотел ему ответить от обиды Душан, но промолчал и подумал с горечью: — Я несобранный, как Аппак, неумелый…»

— А та, которую ты выбрал для знакомства, вовсе недурна, — наклонился над Душаном и шепнул по–отцовски добро Пай–Хамбаров. — Поверь моему вкусу — что–то в ней есть, изюминка, несмотря на внешнюю замкнутость. Так что поздравляю, друг мой, и еще раз прошу, чтобы все было корректно, в меру и достойно, они ведь приглашены сюда не для того, чтобы покорять вас навсегда, а для безобидного дружеского общения… облагораживания ваших грубых сердец…

— Понимаю, в воспитательных целях… А мы ответным визитом? — не зная, что сказать, спросил Душан. И услышал, как рассмеялся Пай–Хамбаров, довольный:

— Что, не терпится? — и добавил, торопясь вперед, к группе воспитателей. — Ну, слава богу, Темурий, хоть что–то тебе понравилось, заинтересовало в интернате…

Пока шли через оба двора и коридора к клубу, Душан озабоченно смотрел по сторонам, пытаясь увидеть Вазиру, чтобы сразу же подойти к ней, просить прощения, — ведь так ведут себя лишь хамы, поднимают девушку из–за стола, кокетничают, заигрывают с ней и бегут потом взявши ее за руку, к другой, которую желают видеть, ревнуют… И как был удивлен и растерян Душан, когда увидел в толпе учащихся Вазиру, идущую рядом со смущенным, оробевшим Ямином, который, не зная, как отвечать ей, лишь радостно кивал и поддакивал.

«Чем она его привлекла?» — подумал Душан, вспомнив растерянное лицо Ямина, который с самого утра держался один, в стороне от шума и веселья, боясь, как бы кто–нибудь из мальчиков не стал подтрунивать зло, крикнув: «Ямин, Ямин, не забудь… Аминь!»

Этот дурацкий выговор–дразнилку придумал Шамиль в ночь перед приездом девушек и сказал, что если Ямин забудет о своей «метке» и подойдет знакомиться с ташлакской воспитанницей, то Шамиль тут же напомнит, прокукует из толпы: «Ямин, не забудь… Аминь!»

Бедняга Ямин, должно быть, так обрадовался девушке, которая первая заговорила с ним, тронутая его печальным видом, что забыл о предупреждении Шамиля, шел с Вазирой и трогательно смущался, краснея, как барышня, и, такой, он взволновал чем–то и Душана.

«Ну и хорошо, что она с Ямином. Это его так взбодрит… Только бы Шамиль не испортил своей глупостью», — подумал Душан, удивляясь неприятно тому, что приревновал он теперь и Вазиру, и, чтобы справиться с волнением, стал пробираться сквозь толпу к Шамилю, желая предупредить его, пригрозить, но, увидев, как Шамиль увлечен своей Харисой, не слышит ничего и не видит, отстал. И только, кажется, Душан один и заметил, как выбежали из комнаты отдыха Аппак и Карима и, смешавшись с толпой, зашли и заняли места в клубе. Душан постоял возле выхода, поймав на себе долгий и победный взгляд Вазиры, которая шла вместе с Ямином мимо рядов, чтобы сесть недалеко от подруги Каримы. «Все здесь игра… суета и притворство», — решил утешить себя Душан и вдруг вспомнил, что надо идти за кулисы: по программе оба оркестра народных инструментов — и русский и узбекский — должны были развлечь гостей.

Но на сцене Душан был снова собран, чуток и натянут, как струна, боясь сфальшивить, и так держался до конца концерта, видя, как Вазира с Ямином оживленно переговариваются, подмигивает ему Аппак подбадривающе, и удивленно, большими, круглыми глазами смотрит Карима, будто не веря, что Душан, который показался ей неприятным и назойливым, может так хорошо играть, спокойно и с достоинством сидеть у всех на виду.