Василий Клепцов - Время и судьи без грима

В таком виде дело было передано в суд, и ничего в судебном заседании не прибавилось и не убавилось. К ответственности привлекались Седов и Самохвалов за кражу 150 тысяч рублей государственных средств, Тихова Светлана и Зарубин — за соучастие в этом преступлении, Тихов и Трофимов — за халатность. Мерой пресечения до суда всем обвиняемым было избрано содержание под стражей. Суд обвинение Седова, Самохвалова, Зарубина и Тиховой Светланы нашел доказанным и определил им различные меры наказания. Что касается Трофимова и Тихова, суд их оправдал и освободил из-под стражи в зале суда.

После оглашения приговора все участники процесса, в том числе и двое освобожденных из-под стражи, направились обедать в столовую. Во время обеда Кузнецов обратил внимание на то, что Тихов за стол не сел, а пристроился в конце зала на лавке, ожидая, когда пообедают остальные. Кузнецов был молод, всем интересовался, не удержался он и на этот раз, решив выяснить у односельчан Тихова, почему он не стал вместе со всеми обедать. Наверное, у него нет денег, был ответ. «Конечно, — подумал Кузнецов, как это я сам не догадался об этом», — и тут же пригласил Тихова обедать за свой стол, сказав ему, что он за него заплатит. Более того, Кузнецов из скромных своих командировочных выделил 25 рублей и отдал их Тихову на дорогу. Наверное, не часто такие судьи встречаются, но объясним это молодостью судьи и его способностью сопереживать несчастью, случившемуся с другими.

Во время обеда Кузнецов поинтересовался у Тихова, считает ли он правильным и справедливым приговор суда.

— Все правильно вы рассудили, — сказал Тихов, — но вот денег Зарубин не нашел, а следовательно, их и не перепрятывал.

— Откуда же у вас такая убежденность? — удивился Кузнецов.

И тут Тихов рассказал, что оба раза, когда Седов и Самохвалов поодиночке водили следователя с понятыми в лес к дереву, на котором, якобы, должен находиться вещмешок с деньгами, он тоже ходил, так как в то время еще не был взят под стражу. Они действительно подводили к одной и той же сосне, стоявшей на пригорке в лесу, недалеко от поселка. Вещмешка на сосне не было.

— Да его там, — сказал Тихов, — и быть не могло. Никакой дурак на такую сосну, у которой ветки начинают расти лишь у вершины, не полезет, чтобы что-то там прятать. Если уж что-то надо спрятать, то для этого следует выбрать ветвистое дерево, на котором мешок был бы незаметен. Я обратил внимание, что у этой сосны сухие ветки у ствола не обиты, а значит, на дерево никто не лазил. В то время еще не растаял снег, и я специально у основания сосны снег разгребал руками, хотел узнать, нет ли сухих сучков под снегом. Нет, никаких сучков — ни сухих, ни живых — около дерева не было.

— Говорили ли вы об этом следователю? — спросил Кузнецов.

— Нет, не говорил. Я думал, что если он не дурак, то сам видит, что его Сухов и Самохвалов водят за нос. Я долго обдумывал это, — продолжал Тихов, — как они могли в лесу оба порознь показать одно и то же дерево. Потом разгадал их загадку. Сухов и Самохвалов свой путь в лес к сосне оба начинали от одного и того же места, от бани. Находясь под следствием, они раза два вместе мылись в бане, а из окна бани эту сосну хорошо видно. Вот тогда-то они и договорились показать это дерево, чтобы сохранить похищенные деньги, если их не перепрятал Зарубин, и поскорее закончить следствие. А потом видно будет. Если удастся сбежать из-под стражи, то деньги достанутся им, а не удастся, тогда письмо кому-нибудь на волю отправят, тот найдет деньги и будет посылать им передачи. Следователю тоже надо было заканчивать дело, так как все выяснено, а если скажет, что деньги найти можно, то дело не закроют и пошлют его снова в командировку в эту глушь. А Зарубин, судя по всему, говорит правду, он, видимо, не нашел денег. Если бы он их нашел, то, думаю, признался бы и показал, куда их перепрятал.

— Куда же теперь направляетесь? — спросил Тихова Кузнецов.

— А я поеду в те же края, мне предстоит начинать жизнь сначала, — сказал Тихов. — Буду растить сына честным человеком.

На этом они и расстались.

Однако беседа с Тиховым зародила в душе Кузнецова сомнения. Если действительно все так, как говорит он, тогда выходит, что Зарубин осужден без учета этих обстоятельств. Он, конечно, виноват. Виноват в том, что принял в своем доме похищенные Суховым и Самохваловым деньги, вместе с ними вырабатывал план, куда понадежнее их спрятать, дал им свои лыжи, знал точное место, где спрятан вещмешок с деньгами. Но все же, если он деньги не нашел и не перепрятал их, тогда ему следовало бы определить более мягкую меру наказания. Однако предположения Тихова, высказанные после суда, и сомнения, закравшиеся в душу Кузнецова, к делу, как говорят в народе, не пришьешь.

После осуждения Седова, Самохвалова и других прошло около трех лет. И вот в руки Кузнецова попадает дело об обвинении двух подростков — Башина и Куртигашина. Они обвинялись в том, что, найдя в лесу в вещевом мешке, подвешенном на стволе кедра, похищенные из кассы Затонинской геологоразведочной партии деньги и зная, что эти деньги похищены, значительную часть их вместе со своими родителями и односельчанами израсходовали на личные нужды.

После того, как была установлена судебная ошибка, приговор по жалобе Зарубина и его адвоката проверялся вышестоящими судебными и прокурорскими инстанциями, но в принесении надзорного протеста было отказано по тем мотивам, что обнаружение похищенных денег не снижает общественной опасности совершенного осужденным преступления. Кузнецов с этими доводами не согласился и в представлении на имя Председателя Верховного суда РСФСР указал, что если бы обстоятельства дела при его расследовании не были искажены, мера наказания Зарубину была бы определена судом значительно ниже. С представлением Кузнецова Верховный суд РСФСР согласился, и допущенная судебная ошибка была исправлена.

По этому делу Кузнецов направил официальное письмо прокурору области Кадкину с просьбой освободить от занимаемой должности следователя, который умышленно исказил материалы дела по обвинению Седова, Самохвалова и других. Но Кадкин, как говорят, не захотел выносить сор из избы и никаких мер к следователю, виновному в фальсификации материалов, не принял. В ответе Кадкина было сказано, что все сроки для применения мер дисциплинарного взыскания в отношении следователя, допустившего «ошибку», давно прошли. «Да, — подумал Кузнецов, — прошли-то они прошли, если закрыть глаза на истинные обстоятельства дела и фальсификацию материалов называть ошибкой».

Сибирская область была промышленной, здесь добывались и перерабатывались уголь, руда. Планы устанавливались государством нередко на пределе возможного. Стоило произойти какому-то сбою, и план мог оказаться невыполненным. Это не только снижало размер вознаграждения и авторитет руководителя шахты, рудника или разреза, но и коллектив не получал премию. Поэтому тщеславные руководители, желая избежать критики в их адрес в случае срыва плана, шли на разные ухищрения. Кто создавал на этот случай и держал до поры до времени какой-то резерв угля, но чаще всего в ходу были приписки, а недобытое сырье потом восполняли работой в любых условиях. В период этих авралов и происходили время от времени несчастные случаи, даже с человеческими жертвами.