Кимберли Белль - Лживый брак [Литрес]

Семнадцать раз он пишет, что любит меня. Но ни разу не использует слова, которые я хочу увидеть. Наши слова. Ни разу он не написал, что я его самый любимый человек на планете, а это значит, что скрывающийся за этим номером – не тот, кого я люблю.

Это означает… что? Уилл мертв? Как бы я ни была зла на него за то, что он предпочел мне деньги, я отказываюсь в это верить. А как же записки, в которых он извиняется и просит меня прекратить копаться в его прошлом? Если сообщения на телефон дело рук Корбана, то получается, что и письма писал тоже он?

Я приваливаюсь плечом к окну. Все пережитое за этот день наваливается снова, и меня начинает мутить. Я чувствую знакомое раздражение в легких, жжение в уголках глаз, ощущение, будто чья-то рука сжимает мое горло. Все говорит о том, что я на краю катастрофы.

Когда начали приходить эсэмэски и письма, я предпочла поверить, что за ними стоит Уилл. Мне нужно было верить в это. Столкнувшись с реальностью, в которой были рухнувший самолет и обуглившееся кукурузное поле, я предпочла смотреть в другую сторону, так же, как я делала это в нашем браке. Да, Уилл не хотел говорить о своем прошлом. Да, в его историях зияли пробелы. Ну и что с того? Каждый раз, когда возникало какое-то несоответствие, я убеждала себя, что это просто глупая ошибка, приказывала себе не обращать внимания. Единственное, что имеет значение, – это наше настоящее, так я всегда думала.

Только как можно любить человека, которого на самом деле не знаешь?

Ответ зарождается и растет внутри меня, в клочья разрывая печаль, пожирая ее целиком и изрыгая обратно в виде колючего шара злости – не столько на Уилла за его предательство, сколько на себя, что позволила так поступить с собой.

Любовь и жертвенность. Честность. Доверие. Мы видим то, что хотим видеть. Мы собираем информацию, используем или игнорируем ее, чтобы создать наши собственные представления, сделать свой собственный выбор, чтобы утаить любовь или отдать ее по доброй воле.

Я швыряю телефон на пассажирское сиденье, завожу машину и выезжаю обратно на автостраду.

Мой муж мертв.

Мое сердце разбито.

Мои глаза теперь открыты.

Несмотря на час пик, я проделываю обратный путь до Литл-Файв-Пойтнс менее чем за полчаса. Уже почти семь, и небо окрасилось в розовато-сиреневые тона.

Внутри музыкального магазина пусто, если не считать симпатичной девушки за прилавком. Она пересчитывает деньги и, заслышав звон дверного колокольчика, поднимает палец, прося подождать. Я не собираюсь ждать, когда она оторвет взгляд от пачки купюр, и направляюсь прямиком к ярко-желтой двери.

Я нахожу Зеке там же, где в прошлый раз, в захламленной комнатке, постукивающим пальцами по клавиатуре.

– Вы вернулись, – говорит он, не отрывая глаз от монитора.

Я кладу телефон на стол.

– Вы пропустили трекер.

– Нет, я видел его. – Он поднимает голову и замечает мои растрепанные волосы, мятую блузку, правый рукав которой порван в двух местах. – Черт, что с вами случилось?

– Трекер со мной случился. Было бы лучше, если бы вы сказали мне про него.

– Вы не спрашивали.

Мне не удается подавить рвущийся наружу вздох.

– Вы можете его отключить? И я хочу, чтобы вы отследили для меня еще один номер. Он в самом начале списка контактов, первые цифры 678.

Зеке проводит пальцем по экрану, выводя сообщения. К двум первым добавились еще четыре злобных послания, сулящие боль и смерть, если я не отдам деньги.

– Тут все очень запутано.

– Расскажите мне. Я надеюсь, вы сможете сказать, кто их посылает.

– Этот чувак отправлял сообщения через сайт компании, но… – Он нажимает на какие-то кнопки на телефоне и мрачнеет. – Хм, странно. Подождите-ка минутку.

– Раз уж я все равно тут, может, скажете, есть еще что-то подозрительное или скрытое, о чем мне стоило бы знать?

Он выуживает из ящика у себя под ногами зарядное устройство и протягивает его мне.

– Выбросьте все зарядки, которые у вас есть, или, еще лучше, принесите их мне. Мне всегда нужны снифферы.

Я не знаю, что такое сниффер, но кладу зарядку в сумку.

Он снова берется за телефон, водя пальцем по экрану.

– Насколько внимательно смотреть?

– Представьте, что это телефон вашей девушки.

Глаза у него вспыхивают, и он жестом указывает мне на стул:

– Садитесь. Придется немного задержаться.

За порцией фирменных равиоли в кафе «Интернеццо» в Мидтауне я посвящаю Эвана в хронику последних событий. Как Зеке отследил номер до дома в Винингсе, где я нашла Корбана Хейза. Как я потом снова примчалась к Зеке и тот удалил из моего телефона трекер и приложение, которое регистрировало историю звонков и сообщений. И как я ушла, а он продолжил колдовать над номером 678.

– По какой-то причине отследить этот номер оказалось сложнее, чем первый. Но Зеке обещал позвонить, как только ему удастся взломать его.

На Эване по-прежнему безукоризненный деловой костюм в тонкую полоску, явно сшитый на заказ, учитывая его высоченный рост, но пиджак наброшен на спинку стула, воротник расстегнут, а рукава высоко закатаны, обнажая его длинные руки. Борода, как у зверобоя, добавляет ему шарма, и его можно было бы назвать настоящим красавчиком, если бы не печально опущенные уголки глаз.

– Но этот первый, скрытый номер, – говорит он, протягивая длинную руку через стол, чтобы вернуть мне телефон, – про который вы думали, что он принадлежит Уиллу, Зеке отследил и установил, что он принадлежит Корбану Хейзу?

– Нет, Зеке установил адрес – один из особняков в Винингсе. Но когда я заглянула в заднее окно, то увидела Корбана Хейза.

Эван высоко поднимает брови:

– Вы заглядывали в окно? Вы совсем сошли с ума?

– Забавно, что вы спрашиваете, но да. Я сошла с ума. Ну, или меня преследует погибший муж. Выбирайте.

Он кладет руки на стол и опирается на них, так что стол содрогается под его весом.

– Это не шутки, Айрис. Если этот парень шлет вам эсэмэс, выдавая себя за вашего покойного мужа, все может быть очень серьезно. Вам не нужно находиться рядом с ним и уж тем более околачиваться у него на заднем дворе. А если бы он вас увидел?

– Он видел меня.

Эван продолжает сидеть с ничего не выражающим лицом, словно ожидая продолжения.

– Корбан видел меня. Сначала через окно, а потом – когда я бежала по двору. Вот почему я так выгляжу. Я лезла через кусты. – Я просовываю палец в одну из дырок на рукаве и нащупываю припухшую царапину на коже. – Но он не стал меня преследовать. Он просто стоял и смотрел, как я уезжаю. И что самое ужасное – он улыбался.

– Вы думаете, что самое ужасное – это его улыбка?

В другое время я бы посмеялась над застывшим лицом Эвана, или над его сдержанностью в выражениях, или над тем и другим вместе, но, учитывая ситуацию, мне совсем не было смешно. А кроме того, Эван прав. Улыбка Корбана не единственная страшная вещь.