Кимберли Белль - Лживый брак [Литрес]

Мне кажется, я что-то слышу, может быть, скрип за окном или хруст сломанной ветки, но тут заходится лаем соседская собака. Ее лай подхватывает другая, потом еще одна и еще, пока мне не начинает казаться, он звучит со всех сторон. Как в мультфильме, когда собаки сообщают друг другу о пропавших далматинах.

Только на этот раз они предупреждают Корбана, что за моим окном кто-то есть.

Я поворачиваюсь на диване и прижимаюсь к стеклу, сделав ладони ковшиком, в попытке разглядеть хоть что-нибудь, но это все равно что смотреть в черную дыру, темную и бесконечную. Где-то совсем рядом сходят с ума собаки.

Звонит домашний телефон.

Корбан хмурится, и я готова поклясться, что он думает о том же, о чем и я: почему Уилл не звонит на мой мобильник, как в прошлый раз?

Телефон звонит снова.

– Может, я…

– Не двигайтесь с места! – рычит он. Он берет трубку, которая стоит на базе в кухне, и смотрит на экран. – Звонят с номера 770.

Он называет вслух остальные цифры.

– Вам знаком этот номер?

Я мотаю головой:

– Нет.

Телефон переводит звонок в голосовую почту, и звонящий вешает трубку. Если за окном все еще кто-то есть, я не слышу его из-за лая собак и грохота собственного сердца. Через две секунды телефон снова начинает звонить.

На этот раз Корбан нажимает на кнопку после первого звонка.

– Алло. – Это не вопрос, а требование.

Выражение лица Корбана резко меняется, как будто на солнце набегают грозовые облака и свет сменяется тьмой. Кого бы он там ни услышал, это становится для него сюрпризом, и не самым приятным.

– Вы все не так поняли, приятель. Я здесь в гостях. А Айрис…

Однако собеседник прерывает его, и тот факт, что Корбан позволяет ему сделать это, о многом говорит мне. Нарциссы мастера манипуляции, и, хотя его молчание вроде бы свидетельствует о том, он что слушает говорящего, движения говорят об обратном. Глазами он сканирует окно, а тело напряжено и готово к прыжку, так гремучая змея сворачивается кольцами перед броском.

– Я бы с удовольствием это сделал, – говорит Корбан таким тоном, словно хочет задобрить собеседника, – но ее снотворное только что подействовало. Не знаю, в курсе ли вы, но она недавно потеряла мужа, и ей сложно с этим справиться.

В соседнем доме включается свет, освещая как минимум три силуэта за окном. Я моргаю, и силуэты растворяются в темноте.

Когда Корбан вновь подает голос, его тон холоден, как замороженный бетон:

– Я вижу.

Вижу что? Я лично не вижу ничего. Там за окном Уилл? Где он? Я вглядываюсь в окно, изучаю выражение на лице Корбана, но ничего не понимаю.

Корбан опускает трубку и с размаху впечатывает ее мне в ухо.

– Скажите копам, что с вами все хорошо, что все это недоразумение. Скажите им, что я ваш гость и чтобы они убирались отсюда к черту. – Я не могу выдавить ни слова, он презрительно фыркает. – Не важно, я сам. Проваливайте вон, кретины.

Он бросает телефон на пол и вздыхает.

– По-моему, у нас небольшая проблема.

В любых других обстоятельствах подобное преуменьшение могло бы показаться забавным, но теперь ответ Корбана кое-что проясняет. Насколько я могу судить, дом окружен полицией, и Корбан смотрит на меня так, будто не знает, что ему со мной делать, а это плохо. С того места, где я сижу, есть только один способ выбраться наружу. Загнанному в угол человеку нечего терять. Кто бы ни был по ту сторону стекла, он должен начать стрелять, и как можно скорей.

Но пойдет ли полиция на это? Станут ли они стрелять в безоружного человека? Корбан как будто читает мои мысли, он поднимает обе руки и медленно разворачивается на 360 градусов в сторону окна. «Валите отсюда, ребята, – словно говорит его улыбка. – Вам тут нечего делать».

Все, что происходит потом, я вижу очень четко, в самых мельчайших подробностях. Как пуля пробивает стекло с громким хлопком, оставляя аккуратное отверстие в центре оконного полотна. Как она со свистом проносится мимо меня, как разрывающая воздух серебряная вспышка. Как она попадает в Корбана, и его голова откидывается назад, а его кровь и мозги забрызгивают стену и меня в стиле Джексона Поллока. Как сотрясаются половицы, когда его тело валится вниз, почти сто килограммов железобетонных мышц и костей.

А потом взрывом вышибает заднюю дверь, во все стороны летят щепки, осколки и куски обуви, и в дом врываются полицейские в штатском. Все вооружены, и все – как один – целятся в Корбана.

Один из них опускается на колени и проверяет пульс, возможно, это стандартная процедура, в данном случае совершенно необязательная. Глаза Корбана открыты, но во лбу зияет огромная дыра.

Женщина-офицер присаживается рядом со мной:

– Мэм, вы в порядке? – Она ощупывает мои лицо и шею, ее пальцы дотрагиваются до моей подрагивающей кожи. Когда она отстраняется, руки у нее запачканы кровью.

– Это н-не моя, – говорю я, но мои зубы стучат, и слов почти не слышно из-за громких криков.

Сильнее всех орет здоровенный темноволосый мужик позади нее.

– Кто из вас стрелял, кретины? – Лицо у него покраснело, и он кричит так сильно, что брызги слюны, вылетающие из его рта, образуют идеальную траекторию. – Подозреваемый не был вооружен. Кто стрелял, черт вас побери?

Женщина-офицер не обращает на него никакого внимания, она берет с дивана плед и набрасывает его на мои дрожащие плечи.

– Нужно вас согреть. Вы в шоке. – Она поворачивается и кричит через всю комнату: – Можно позвать сюда врача?

В комнату быстрым шагом входят медики с носилками, но, увидев лежащего на полу Корбана и растекающуюся из-под него лужу крови, резко притормаживают. Один из них подходит ко мне с санитарной сумкой. Он измеряет мне давление и проверяет мои жизненные показатели, а вокруг слышатся обрывки разговоров.

Полиция оцепила периметр вокруг моего дома и стала ждать.

Переговорщик позвонил Корбану на домашний телефон.

По плану он должен был уговорить его сдаться.

Был приказ не стрелять.

И все равно Корбан получил пулю в левый висок.

Никто пока не взял на себя ответственность за этот выстрел.

Ответ заставляет меня, пошатываясь, подняться на ноги, и я перепрыгиваю через кофейный столик, проталкиваюсь сквозь людей, толпящихся в комнате. Меня хватают чьи-то руки, я стряхиваю их с себя и выбегаю в заднюю дверь.

– Уилл! – Собаки снова принимаются лаять, и я кричу даже громче их: – Уилл!

Я бегу через задний двор к забору, голова мотается из стороны в сторону, глаза обшаривают темные углы. Я совершенно обезумела от отчаянного, неукротимого желания найти моего мужа, который, я знаю – знаю – и есть тот, кто стрелял.

Я складываю ладони рупором у рта и выкрикиваю в небо его имя, хотя уже знаю, что его здесь нет. В эту минуту Уилл уже далеко.