Юлия Нифонтова - Шиза. История одной клички [Повесть]

Осторожно, из-за угла, Янка наблюдала за местом преступления. У киоска оживлённо совещались две полные женщины и энергично жестикулирующий старичок-дворник с обглоданной метлой. Обезображенная дверь была отперта. Дворник и одна из женщин удалились, доверительно беседуя, а вторая осталась хозяйничать в киоске, нагружая сумки и коробки теми товарами, которые в ночной спешке остались незамечены злодеями. Янка забежала со стороны двери и судорожно протёрла дверную ручку. Дверь злорадно скрипнула, отомстив за поругание. Обезумев от ужаса, Янка рванула на парализованных ногах не разбирая дороги.

«Бежать! Бежать! Домой, скорее домой, к маме, такой любимой, как никогда!!! Ну что они все обо мне знают? Ничего. Только имя. Поэтому даже допрос мало что прояснит, — звенело в Янкиной голове. — Ой, у Сетки же есть мой адрес! Так что, если надо, менты из-под земли достанут. Справедливость восторжествует, как во всех оптимистических сериалах про милицию. И тогда решётки… наручники… позор…»

Янка то сидела на пляже, пряча глаза, то ей казалось, что за ней наблюдают, и она понуро брела в парк, беспрестанно оглядываясь. Вокруг суетились отдыхающие, озабоченные продуктивностью оздоровления, шла обычная курортная жизнь, казавшаяся теперь далёкой и бессмысленной. До поезда оставалось ещё три часа.

«Да, верно говорят, что безделье — мать пороков. Была бы делом занята, не влипла бы в это». Заметив, что два поддатых пролетария, отодвинув в сторону карты, демонстрируют ей явную симпатию, обнажая разномастные, недоукомплектованные зубы, готовясь перейти к активным действиям, Янка поспешно направилась к Сетке: «Нет, хватит с меня санаторно-курортного лечения. Живой бы вернуться!»

В Сеткиной квартире было пусто, если не считать папаши, изрядно просветлённого уже с утра. Никто не маячил, не задавал лишних вопросов. Это счастливое обстоятельство не могло не радовать. Собрав вещи, Янка уже наладилась уходить, когда её взгляд наткнулся на красную записную книжку, валявшуюся рядом с запылённым телефоном. Решив вырвать из неё свой адрес, Янка снова и снова перелистывала книжечку листок за листком: «Ну я же точно помню, что Сетка именно сюда писала. Мистика какая-то!» Так и не найдя желаемых координат, Янка решительно сунула книжку в свою сумку: «В таком бардаке незаметна любая потеря». Пулей вылетев из подъезда, Янка нос к носу столкнулась с Шитой.

— Сссдорофф! Ты чё свинтила? Мы, приколись, так оттопырились. Просыпаемся — ломы пудовые — передоз. Полный трындец! Ну, мы чё делать? Дёрнули к Гвоздю на хату. У него спотыкач зашкерен. Тарашка лосьон у гвоздевской маман вылакал. Прикинь! Ты куды с таким сидором?

— На пляж.

— А! Ну, давай. Вечером стрела. Сёдня ж танцы. Класс, что ты с нами. Будем селивановских гасить, а то чё-то они конкретно нюх потеряли. Наваляем — мама, не горюй. Я на них давненько зуб чешу. Покажем чмошникам свободу в щёлочку.

— Слушай, Шиг, а… как ты думаешь, нам что-нибудь будет, ну… за киоск?

Шита неопределённо пожала тощими до жалости плечами. («Как она собирается навалять селивановским, неужели они ещё дохлее, чем она?» — мрачно отметила Янка.)

— Ну, Тарана, мож, участковый выцепит дня через три. Он же на учёте. Ну, ещё кого поспрашают, туды-сюды… Да хер на него, на киоск. Че мы взяли-то? Двери надо лучче закрывать! — Шита вновь защебетала, как картаво-шепелявая сорока, в радостном предвкушении грядущей победы над безнадёжно обречёнными селивановскими доходягами.

Янка стояла на перроне железнодорожной станции Ярцево перед расписанием, в полном оцепенении и нарастающем ужасе. Если верить этому проклятому табло, то спасительный поезд уехал три часа тому назад, в 18.30 по местному времени, а не по-московскому, как она ожидала. «Как я могла так лохануться?! Всё у них тут через задницу! Что делать?! Возвращаться — невозможно, невыносимо…» — маялась Янка у закрытого на веки вечные «Справочного бюро». В единственную кассу струился роскошный хвост из курортников, завершивших лечение, но так и не успокоивших больные нервы.

Не прошло и двух часов, как, к несусветному Янкиному изумлению, ей поменяли билет на ближайший поезд, забрав, правда, в качестве компенсации все деньги, каким-то чудом сохранившиеся в кошельке. Но разве могло столь незначительное обстоятельство омрачить счастливую возможность покинуть опостылевшую здравницу? Измучившись на фанерных стульчиках и выкурив от голода и вялотекущего психоза все сигареты, Янка дождалась, наконец, когда перед ней отворились заветные двери вагона.

— Девушка, я вам ещё раз повторяю, мест нет. Ну нету мест в вагоне!

Янка, не мигая, сквозь слёзы смотрела на обширное белое пятно, мерцающее на месте рябого лица проводницы, вдыхала извергаемые ею винные пары и отказывалась верить в происходящее.

— Пожалуйста! Я умоляю вас! Мне необходимо ехать. Меня мама ждёт. У меня нет больше денег, у меня же есть билет. Пожалуйста! Пожалуйста!

— А я не знаю, кто вам эти билеты продал. Я, что ли, вам эти билеты продала? Идите в кассу, к дежурному, начальнику вокзала… Разбирайтесь с кем хотите!

«Заканчивается стоянка поезда Алма-Ата — Новосибирск, — прогнусавили сверху.

— Так. Слышала? Отправляемся. Отойди от вагона! Нечего тут! Ты русский язык понимаешь аль нет?

Как будто поняв что-то, Янка молча сняла золотые серёжки и протянула их окончательно расплывшемуся пятну: «Ничего, ещё остался заветный бабушкин перстень» — его Янка оставила дома, боясь потерять.

— Ну, залазь, ладно уж. Устраивайся где найдёшь, на третьей полке вон. И откуда только такие хамки наглые берутся? Прёт напролом, хоть ты ей тут чё…

«Что б тебе лопнуть!» — мысленно парировала Янка.

Тёмный вагон напоминал захламлённый, затхлый чулан. Повсюду сидели и лежали люди. По нескольку человек размещалось не только на полках, но и на ящиках, тюках, коробках, заполонивших все проходы. Обещанные «гостеприимной» хозяйкой вожделенные третьи полки, словно чёрные беззубые рты, были забиты поклажей и телами. Невозможно было найти свободного пятачка пространства, чтобы даже присесть. Доблестная труженица путей сообщения не лукавила — мест в вагоне действительно не было.

— Чучмеки товар везут, — пояснил участливый пассажир, видя Янкину растерянность.

Ей вдруг показалось, что она находится внутри клубка кишащих, липких червей. Пришлось спасаться в тамбуре, пропахшем мочой и табаком. Янка села на свою сумку, скинутую на грязный, заплёванный пол. И тут, впервые за свой долгий отпуск, почувствовала она что-то похожее на защищённость. Иногда, к Янке в тамбур заходили пассажиры, угощали местную жительницу сигаретами, перекидывались из солидарности сочувственными фразами.