Олег Ермаков - Голубиная книга анархиста

— Как? — заинтересовалась Валя.

— Свалился с кровати и пополз к двери.

— А вот если наш вагончик загорится? — вдруг спросила Валя. — Будет чудо или нет? Как мы отсюда выскочим?.. И вообще… я уже хочу поссать.

Вася начал смеяться по своему обыкновению, приговаривая: «Вот дерьмо, зараза, попались».

— Давай разобьем стекло, — сказала она.

— Потерпи.

Еще примерно через час Валя сказала, что уже не может больше терпеть. Вася посоветовал мочиться в ведро и отвернулся.

— Но в нем же воду носим? — сказала Валя.

— Отмоем. Вон один писатель американец по системе йогов собственную мочу пил, и ничего. Затворник, буддист высоколобый.

И она присела над ведром, зажурчала звонко.

— А ты, Фасечка, не хочешь?

— Нет.

— Да перестань, не стесняйся.

— Сказал, нет.

— Ну, я не стану глядеть и уши заткну.

Вася засопел зло.

В вагончике уже было холодно. Они накинули на себя одеяла и сидели, как индейцы.

— Надо твой сон записать, — сказал Вася. — А то так и забудется. Интересно же. Но нет ни ручки, ни карандаша, зараза…

— А я нашла, есть, — откликнулась Валя. — В этом… шеде. Под окошком, на полочке. Вот, шариковая ручка. И пишет. На.

Вася взял ручку и достал из рюкзака рулон бумаги.

— Ты там будешь писать?

— Да, — деловито ответил он.

Но писать не давала пленка, которой бумага была оклеена. И тогда Вася ножом ободрал пленку с краю и, пристроив рулон на столе, действительно начал что-то писать.

— Ой, Фасечка, — бормотала Валя, — ну и ну. Вот бы наши все подивились, Мартыновна… Людка… Мои сны записывают.

Вася молча старательно выводил буковки на грубой бумаге.

— Ты прямо так все и пишешь? — спрашивала она, стараясь заглянуть.

— Не мешай, — буркнул он.

— Ой, ну не знаю даже… Я еще чего-нибудь вспомню. И новые буду все запоминать.

Когда наступили сумерки, Валя хотела зажечь лампу, но Вася остановил ее.

— А может, завесим окна одеялами? — предложила она. — Да и печку затопим, есть как раз дрова.

Вася ответил, что надо еще подождать. Ему тоже не хотелось никому попадаться на глаза… Начальнику Мировой Стражи.

— Нет, но классный был у тебя сон, — сказал Вася. — Мне уже кажется, что это я в нем и был, в твоем сне. И только сейчас об этом узнал. Хых! Хых… Мне должен был присниться такой сон. А приснился тебе.

— Следующий раз я получше буду приглядываться, — ответила Валя. — Так ты учитель?

— Ну, закончил сдуру пединститут, — откликнулся нехотя он. — Там с Никкором и познакомился. Только он после двух, что ли, курсов, свалил. А я остался.

— Фасечка, — проговорила озадаченно Валя. — А я тебя так кличу, без отчества. Нельзя же.

— Чего?.. Хых! Хых! Хы-хи-хи, — зашелся Вася.

— Нет, ты мне открой свое отчество, — настаивала она.

— Да ладно тебе!.. Хых-хи-хи…

— Ну Фасечка.

— Может, и отца у меня не было.

— Как так? — ахнула Валя.

— А что ты ахаешь? Ну? Ну? В вашей мифологии это возможно.

Валя хлопала в сумерках глазами, сверкала белками из-под одеяла.

— Не врубаешься? Ну, как это называется? Непорочное зачатие.

Валя быстро перекрестилась.

— Так то было чудо, — сказала она. — И голубь слетел от самого Отца. Голубь Святаго Духа…

И она начала напевать:

— Во славном было городе Вифлееме, / Во той стране было иудейской / На востоке звезда воссияла — / Народился Спаситель, Царь Небесный. / … — Тут она как будто съела слово. — …во убожестве приложился, / Во убогих яслях возложился, / Никто про его, света, не ведает. / Спроведали персидские цари…

И в это время на улице послышались громкие голоса, крики, смех и вдруг захлопали петарды, в вышине начали вспыхивать звезды фейерверков. Валя и Вася смотрели в окна. На их лицах мерцали отсветы.

— Совпало, — сказал Вася.

— Эти-то бесятся, — ответила Валя. — А пастухи и персидские цари ликовали.

Вася промолчал.

— И чего кричат? — продолжала Валя. — Не вешать ли и стрелять ? Они и стреляют, обезьяны на джипах.

Покричав и порадовавшись фейерверкам, все снова ушли в дом. Но вскоре совсем поблизости от вагончика раздались голоса, мужской и женский.

«Какой-то сарайчик». — «Да». — «Пойдем туда». — «Нет». — «Почему нет?» — «Может, это хлев». — «Да нет, скорее какая-то подсобка… Ну-ка».

И кто-то подергал дверь, потом звякнул замком. Глаза Вали в темноте сверкнули.

«Закрыто, черт!..» — «Ладно… Прохладно. Пойдем в дом». — «Нет, нет… Давай… иди… ну…» — «Ах, перестаньте, Геннадий Иванович». — «Ну, ну… чего ты?..» — «Тут мокро, холодно, Геннадий Иванович… И вдруг кто-то придет?» — «Да ладно, козочка, ну иди давай, ты же козочка, а?.. Иди… юбочку так… так… ну… ну…»

На стену надавили.

«Геннадий Иванович… вы… вы… как же… Лучше уж в машину». — «Нет, на воле… нет, здесь… На природе… Люблю…» — «Так грязно… И холодно…» — «Это хорошо… хорошо… Она мать-земля… Давай, ну, давай, козочка… козочка».

Послышался нервный, но мелодичный смех. Потом кряхтение и ритмичное громкое дыхание. И тут Валя чем-то грохнула в стену. Наступила мертвая тишина.

— Что за хрень!.. — воскликнул придушенно мужчина.

— Кто здесь? Кто? — спрашивала женщина.

К окну кто-то приник. Валя накрылась одеялом с головой. Вася тоже.

— Ничего не видно, — проговорил мужчина.

— Пойдемте, пойдемте отсюда, Геннадий Иванович, пожалуйста.

— Я еще разберусь… что тут за бункер Гитлера.

Шаги удалялись. Все стихло.

— Вальчонок, — прошептал Вася.

— Чиво? — отозвалась Валя.

— Чем это ты?

— Поленом.

— Зачем?.. Нас могут найти, зараза, проклятье.

— Забоялася, что этот боров завалит дом.

— А если сейчас вернутся с факелами, фарами, прожекторами?

Валя молчала.

— Нет, я думаю, ты полная дура. А я дурак, что связался с тобой. Чего ты вообще ко мне прицепилась? Сидела бы себе спокойно в нищебродском скиту на горе посреди города. Давала Мюсляю. Генералу.

— Он старичок. И ничего я не давала…

Автомобили разъезжались поздно. В небо ударил еще один фейерверк.

И все стихло. Вася и Валя ждали, когда Эдик отопрет замок, но он не приходил. Валя зажгла лампу и начала возиться с дровами. Вася сидел неподвижно, потом не выдержал и пошел к ведру, ударил сильной струей. В вагончике пахло мочой. Вася отобрал у Вали нож и сам настрогал лучин, зажег огонь. Просохшие поленья быстро разгорались.

— Вот дерьмо-то, зараза, — бормотал Вася. — Сидим тут, сами как новозеландцы.

Валя прыснула в ладонь. Вася покосился на нее.

— А что? Так и есть, — говорил он. — Рлусские здесь как новозеландцы, в своей стране. Вся эта клика Россию и превратила в такой вагончик. Попы и чиновники построили себе рлай. Ну и капиталисты, конечно, лояльные к так называемому президенту, а на деле — обычному царю. Вот кому живется весело, вольготно на Руси. А остальные — новозеландцы в шедах. Сиди и жди, когда явится Эдик и умертвит французским способом, сдерет шкуру. Строили, строили, и наконец построили — Шед. Круто. Назло шведу, надменному соседу. Соседи тихонько строят капитализм с социалистическим лицом, ну а мы с грохотом и блеском — новый столыпинский вагон. Путинский. А на что мы еще способны? На что, Вальчонок?