Олег Попцов - Обжалованию не подлежит

— Значит, все по порядку…

— Да уж как сумеете.

— Это вы верно сказали.

Иногда мы даже не подозревали, что пережитое тобой вдруг оказывается сильнее тебя. Неловко вспоминать, трудно вспоминать, не хочется оглядываться назад. И что тому виной, годы? Их было не так много — всего три… Люди? Они и прежде мелькали в этой круговерти, где и тебе место, и мне место, и ему. Значит, жизнь. Нелепое сочетание — жизнь удивляет жизнь.

Как бы сказал Сашка: «Слишком много событий на один квадратный метр души».

В нашей истории будет все. Город, не слишком крупный, чтобы называться столицей республики, но достаточно значительный, чтобы не прослыть дремучей провинцией. Континентальный климат, согласно учебнику географии предполагающий суровую зиму и чрезвычайно жаркое лето. Факт в моем повествовании отнюдь не второстепенный. Строители, по нынешним временам их никогда не бывает мало… Оно и понятно, мы впереди. Большой потрепанный автобус марки «ЗИЛ» с расхлябанными рессорами. А еще буду я. Зовут меня Алексеем Федоровичем, четверо моих друзей и… Всякий круг следует замкнуть, иначе — поставить точку. Была она. Однако все по порядку.

Город у нас приметный. Хороший город. Плохих городов не бывает, если ты в них живешь. Мы строители. Где-то через год, два будет иначе. Однако на данном отрезке времени это именно так. Строим мы все и в прямом и в переносном смысле. И физику строим, и химию строим, и по жилью план… Уважаемая профессия.

Каждое утро нас возят на работу. Именно возят. Автобус рейсовый, но как по спецзаказу. Подъезжает утром к нашему жилмассиву, загружается и везет прямо на стройплощадку, без остановок, через весь город.

Бывало, садишься с одним желанием додремать — встаем рано, а тут сорок минут езды. Только все впустую. Галдеж, ругань, споры. И откуда берется, еще и семи нет. Гвалт невероятный. Тут тебе и про политику, и про спорт, и про плащи «болонья», и про Фан Линь — женщину-пирата (одно время тоже модная была тема) — в общем, обо всем, как в хорошей очереди. Сна мигом ни в одном глазу, какой сон. Сам того не заметишь, а уже наравне со всеми глотку дерешь: «Дескать, Евтушенко это не то. А вот Смеляков. Смеляков — это да!» И так каждое утро. Рейс туда. День работаем, а вечером обратно тем же автобусом. Разнообразие невелико. Зато скорость. Впрочем, автобус мелочь. И говорить о нем вряд ли стоит. Просто все с чего-то начинается… У каждого человека есть настоящее. Существуют вехи настоящего, его атрибуты, привычки.

Ну, а прошлое? Прошлое тоже было. Без прошлого нельзя, несовременно.

Ректор нашего института, Пал Палыч Хлебников любил на этот счет говорить: «Прошлое, батенька, фундамент человека, его прелюдия. Даже у чеховской Каштанки есть прошлое. А вы пожимаете плечами. Так, значит, чем вы занимались ранее?»

Конечно, Пал Палыч оригинал, но тем не менее несколько слов о прошлом.

Итак, кто есть кто?

Легче рассказать о каждом из нас в отдельности. Об этом непременно следует рассказать. И хотя очевиден закон первоочередности частного перед общим, я все-таки рискну заметить. Сначала были мы. Кто-то из нас на стройке появился первым. А впрочем, какая разница, первым, вторым, десятым, двадцатым. Мы оказались вместе. А когда оказываются вместе пять незнакомых ранее людей, честное слово, их больше интересует не то, что было до, а то, что есть и будет после.

В отдел кадров я пришел рано утром. Хотелось как можно скорее определиться, а уже потом думать, что и как. В двух прокуренных вдоль и поперек комнатах собралось предостаточно народу. Когда я вошел, люди о чем-то спорили, и, судя по злым репликам, назревал откровенный скандал. Время от времени фанерная дверь открывалась, на пороге появлялся кряжистый мужик, поднимал руку и что-то выкрикивал в лица впереди стоящим и снова уходил.

Что кричал мужик, почему ожидающие от его слов возбуждались еще больше, понять было попросту невозможно: стоял невообразимый шум. Люди буквально вязли в этой неразберихе. Мне сразу расхотелось торопиться с оформлением. Я отошел в сторону и стал исподволь разглядывать моих будущих однокашников. Трое парней (они выделялись в этой кутерьме) стояли у самой стены, равнозначно реагировали на выкрики, и, как мне показалось, им было достаточно наплевать на все происходящее.

Опять распахнулась дребезжащая дверь, и уже какая-то женщина выкрикнула:

— Кто здесь Максимов?

По некоторым признакам Максимовым был я, и мне ничего не оставалось, как привстать на цыпочки и тоже крикнуть:

— Я Максимов.

— Зайдите к начальнику отдела кадров. Товарищи, пропустите Максимова.

Товарищи, как и следовало ожидать, не шелохнулись. Затея начальника отдела кадров не показалась мне удачной. Право, он мог быть остроумнее. Было неловко и душно пробираться сквозь этот гвалт, тяжелый запах нестираной одежды и дешевых папирос. Я не прошел еще и десяти шагов, как передо мной выросла квадратная спина рыжеволосого парня с флегматичным затылком.

— Разрешите, меня вызывают.

— Еще чего, тебе, может, и табаку отсыпать?

— Меня вызывают, — повторил я раздраженно.

— Ничего, погодишь. Ишь, резвый какой.

Рыжеволосый мельком глянул в мою сторону и также быстро повернулся ко мне спиной.

Кругом беззлобно засмеялись.

— Алло, дорогой, ты что не слышал?

Требование выглядело достаточно настойчивым, парень выругался и в упор посмотрел на говорившего.

— Ну, чего мозолишь?

— Человека пропусти.

Я узнал троих ребят. Они минуту назад стояли у стены. Тот, что вел разговор, был выше других и, видимо, чувствовал себя увереннее.

— Ты кто такой, чтоб указывать?

— Это мое дело, пропусти.

— Кто такой, спрашиваю?

— Ну коли спрашиваешь, отвечу. Представитель, надеюсь, понятно?

— Так бы и говорил.

Парень нехотя подвинулся, вместе с ним подвинулись соседи, и я без труда добрался до фанерной двери.

Так мы познакомились. Уже на улице, отвечая на цепкие рукопожатия, я осторожно спросил.

— Николай, а вы кого представляете здесь?

— Мы?

Он неуверенно дернул плечами, виновато улыбнулся.

— Человечество. Сознательное большинство планеты.

Если откровенно, мне везет на друзей. Дай бог, не сглазить, постучим по дереву. Ну вот, другой разговор.

Эти парни были ужасно похожи друг на друга. Странная похожесть. И лица разные, да и вся внешность куда как несхожа. Взять, к примеру, Николая. Высок, лицо открытое. Плечи чуть угловатые, зато силу чувствуешь. Встретишь и невольно подумаешь: «Везет же людям, все на месте, все ладное…» Голос у Николая низкий. Глаза — статья иная. Серые, со стальным отливом глаза. И выражение у этих глаз было какое-то особое, словно человек тебя на разговор вызывает: дескать, давай, чего молчишь. Один черт, мне все известно. Есть такое чувство — врожденной определенности, Николай им обладал. Он и улыбался так и сердился так — до конца и бескомпромиссно.