Олег Попцов - Обжалованию не подлежит

— Ты становишься каким-то ненормальным.

На следующий день повторялось то же самое. Он возвращался с работы измотанный внутренним беспокойством.

Несколько раз выговаривал себе: «Я скажу все, так будет даже лучше». У него был свой ключ, но всю эту неделю он предпочитал звонить. С нетерпением ждал, когда откроется дверь и он увидит ее лицо. Дверь открывалась. В передней был потушен свет. Это казалось ему плохим предзнаменованием. Она говорила: «Здравствуй» — и уходила к сыну. В ногах появлялась отвратительная слабость. На кухне, пригибаясь под гирляндой непросохших пеленок, Сергей садился за стол и снова ждал, когда придет она, наступит удобный момент, и вот тогда… Увы, но тогда ничего не случалось. Она возвращалась с сыном на руках. Сергей настойчиво заглядывал ей в лицо. Ее это смешило. Очень скоро он понимал, что его опасения напрасны. Она ничего не знает. Теперь, как нарочно, все мешало их откровенному разговору, а ему почему-то становилось легче. «Стоит ли, — спрашивал он себя, словно беспокоился, что передумает, и тут же торопливо отвечал: — Поживем — увидим, а пока не стоит».

Иначе быть не могло. Лена обо всем узнала сама. И Сашка тут ни при чем. Какое-то письмо, какая-то подруга. Да мало ли причин, удобных, случайных, обычных причин.

Директор отнесся к его идеям неопределенно. Похлопал по плечу и назидательно сказал: «Молодо-зелено. Мне бы ваши годы. Достаточно дерзко, однако спешить не будем».

При их разговоре главный инженер молчал, а когда директор ушел, громко высморкался и, не глядя на Сергея, буркнул:

— Ни к чему все это, Сергей Дмитриевич. Суета.

Надо бы смолчать, но Сергей не выдержал:

— Вас послушай, в болоте сидеть — высшее наслаждение.

Заместитель скорчил болезненную гримасу, левый глаз его невпопад дернулся, а затем тоном невыспавшегося человека сказал:

— Мальчишка, сопляк. Тебе союзники нужны, а ты врагов плодишь.

От столь неожиданного назидания Сергей оторопел, а когда надумал что-то ответить, Шухов уже вышел. Идеи, которые еще вчера казались ему гениальными, разом поблекли, и воспоминания о них вызывали в душе лишь чувство тоскливой досады.

Он уже готов был пожалеть, что напросился на этот разговор с директором, и вообще стоило ли переезжать именно в этот город, и уж совсем преждевременна его буйная радость в связи с назначением на новую должность. Он искренне считал себя человеком несчастным. Порой ему даже хотелось заплакать, и Сергей непременно заплакал бы, не крутись кругом люди, со своими идеями, со своими заботами, от которых никак нельзя отмахнуться. Вспоминать в такой момент о встрече с Сашкой было совсем некстати, но именно сейчас подобные мысли лезли в голову, отчего Сергей еще больше мрачнел. В конце концов, принимать или не принимать новинки, предложенные главным механиком, — это право директора, в таком случае смешно обижаться. То, что кажется тебе открытием, дли них не более чем еще один изобретенный велосипед. Эстакада — это, пожалуй, действительно современно и даже дерзко. Директор же сказал так: «Но ты не подумал, может, легче проложить триста метров дороги…» Тебя спросили, если сделать иначе? Что ты ответил. Ничего. Развел руками. Дескать, специализация на ремонте необходима. Подумаешь, удивил. Еще семь механиков широкого профиля. А где их взять? На схемах все достаточно убедительно. Но… Ах, боже мой, он же ни на что не претендует. Если они рассчитывают в его лице иметь еще одного оперативного исполнителя? Ну нет, ошибаетесь.

Сергей небрежно скатал чертежи и забросил их в шкаф.

— Черт с ним!

— Не чертыхайтесь. И вообще уменье обуздать собственные чувства — редкое качество и потому очень ценное.

Василий Шухов, он же главный инженер городской автобазы, вошел в кабинет главного механика без стука.

— Как я и предполагал, кабинет кажется вам тесным, вы сожалеете, что под руками нет посуды, которую можно грохнуть об пол, и вообще вы с удовольствием бы намяли кому-нибудь бока. Директор, бог с ним, думаете вы. Но главный, главный каков. Старая песочница, архаизм. Неоправданно, уже было, слишком обще.

Шухов так ловко передразнил сам себя, что Сергей невольно усмехнулся.

— Зря яритесь, молодой человек. Во-первых, я ваш непосредственный начальник, прошу об этом не забывать. Это, так сказать, официальная сторона вопроса. А теперь несколько слов о жизни. Сколько вы здесь работаете?

— Три месяца, — буркнул Сергей и отвернулся к столу.

— Вот именно, три месяца. Возможно ли, чтобы человек, абсолютно незнакомый ранее со спецификой производства, кроме того, имеющий возможность видеть отчетливо лишь одну его сторону, добавлю, и не успевший пока войти в курс дел собственных, не знающий квалификации кадров, по истечении трех месяцев предлагает реконструкцию производства в целом. Что это, гениальное провидение, логически доказанный эксперимент?! Молчите. Тем лучше. Я сам отвечу. Ни то и ни другое. Обыкновенная неопытность, помноженная на воспаленное тщеславие и, если угодно, болезненную самонадеянность. Я не претендую на ваши смелые мысли. Они были и останутся вашими. Но иногда следует подумать, так ли уж верны эти мысли. Попрошу вас учесть впредь. Уменье советоваться, слушать не исключает способности творчески мыслить. Вот так, мой дорогой.

Жизнь, Сергей Дмитриевич, подобна большому водоему, увы, не всегда прозрачному. Все мы начинаем с глубинки, с земли-матушки. Не спешите выплывать на поверхность. Разница давлений — момент опасный, очень опасный. Полагаю, законы физики вам известны. Вот и в жизни то же самое. Погуляйте на глубине, приглядитесь, как там, наверху, кто там, наверху. А уж потом, н-да, всплывайте.

Во время всего разговора Сергей стоял с каменным неподвижным лицом. Шухов это заметил, но, видимо, поняв по-своему, добавил.

— А теперь смените гнев на милость и шагайте домой. Ваша жена интересовалась, где вы.

— Жена?

— Да… да, мне показалось, жена.

Шухов зевнул и, кивнув на прощанье, толкнул дверь.

— Завтра я буду в десять. Так что, если есть какие-то дела, прошу.

Дневная сутолока отодвигала домашние заботы куда-то на второй план, и только сейчас после напоминаний о Лене Сергей почувствовал, как смутная тревога обволакивает мозг и уже на смену злому и обидному, о чем он только что думал, движется необъяснимое беспокойство и щемящий страх. Пожалуй, за все время их совместной жизни, да и вообще знакомства, подобный звонок на работу был первым. Сергей не стал интересоваться свободными машинами, взял плащ и, подхватив ставший необыкновенно легким портфель, выскочил на улицу. И хотя понять причину волнения было не так сложно, Сергей удивлялся его чрезмерности, отчего испуг становился сильнее. Он застал Лену сидящей в большой комнате. На щеках еще видны следы слез. Лена отрешенно смотрит прямо перед собой. Она даже не оборачивается на стук двери.