Александр Казимиров - Бульварное чтиво

— Я за машиной. Ты его пока к дверям подкати!

Римма огляделась по сторонам и заторопилась.

— Шевелись, Айболит, времени в обрез!

Санитар завел ее в холодное, плохо освещенное помещение. На каталках лежали накрытые простынями мертвецы.

— Вот три трупа, один — ваш. Забирайте!

Римма подошла ближе. При жизни она видела покойного пару раз, да и то давно. Приподнимая простыни, Римма вспоминала его внешность. Как назло, все мертвецы были на одно лицо. Никто из них не имел даже отдаленного сходства с подругой.

— Я это, я! Бери, не прогадаешь! — сквозь зубы процедил наилучший из покойных, а может, это дул за окнами ветер.

«Вроде, похож!» — Римма дернула санитара за рукав.

— Оформляй, браток! Вот он, родненький!

Как из-под земли появился Леша. Вместе с санитаром они замотали труп в дерюгу и забросили в микроавтобус.

Всю дорогу Грунин искоса посматривал на бездыханного попутчика, по-хозяйски развалившегося в проходе между сидений. Леше мерещилось, что тот кривит бесцветные губы, издевательски подмигивает и показывает неприличные жесты. Грунин отворачивался и жался к бесстрашной Римме.

Село встретило троицу затишьем и оцепенением. Ни одной живой души, только лай собак да безразличный взгляд озябших окон приветствовали приезд мертвеца. Сожители отыскали нужный адрес и затащили покойника в дом.

— Нагрей воды! — распорядилась Римма, закатывая рукава.

— Держись геолог, крепись… — подбадривал себя Леша.

Он чиркал спичками, стараясь растопить печь. Спички предательски ломались. Любимая хладнокровно возилась с трупом.

— О-го-го! Леш, глянь, какая прелесть! — воскликнула она.

Грунин бросил свое занятие и нехотя подошел к объекту восхищения. Червячок ревности принялся грызть его душу.

— Видал и больше! — в голосе Леши звучало раздражение.

Алешкина любовь взяла кусок поролона, обмакнула в ведро и стала заботливо тереть владельца выдающихся гениталий. Римма обмыла покойника и с помощью Леши стала рядить его в приготовленное белье. Грунина колотило, но он терпел.

— Коротковаты штанишки! Надо его до груди простынкой накрыть, все равно носков нет! — предложила Римма.

Проведенные процедуры облагородили мертвеца. Он выглядывал из гроба и уже не казался таким страшным. Скорее наоборот: вызывал умиление! Его впалые щеки горели здоровым румянцем, умело нанесенным губной помадой. Римма вошла во вкус и старательно подвела покойнику брови косметическим карандашом.

— На Штирлица похож! — восхитилась она преображением.

Грунин прилег на диван. Он ждал хозяев и расчета.

Скрипнуло крыльцо. Причитая и охая, в сени ввалилась пожилая женщина. На пороге она замерла и оперлась спиной на косяк. Дом содрогнулся от плача. Баба, качаясь, подошла к гробу.

— Господи, родненькие! Кто это? — удивилась она.

Римма задумчиво уставилась на симпатичного покойника, затем перевела взгляд на женщину.

— Как это кто? Вы что, мамаша, родное дитя не признаете? Это его смерть исказила, ну и я немного! Он это, он!

Женщина долго искала сходство покойника с сыном.

— Васька-то брюнетом был и росточком ниже.

Такой катастрофы Леша не ожидал! Он отвесил Римме звонкий подзатыльник, накинул куртку и исчез в дверях. Римма принялась раздевать Лжевасилия, звала Грунина на помощь, но тот уже был далеко. Сунув руки в карманы, он шагал в город и вслух проклинал бестолковую сожительницу. Под его ногами маринованными огурчиками скрипел снег.

Римма нашла машину, загрузила в нее труп и помчалась обратно в морг. Там ее ждал очередной удар: истинный Вася находился в таком жалком состоянии, что рядом с ним было нечем дышать. Тошнотворный запах вызывал отвращение, но куда было деваться? Римма привезла мертвеца и повторила процедуру. Силы ее иссякли. Вымотанная до предела она опустилась на стул и свесила руки.

— Водки! — прохрипела Римма.

Вторую неделю продолжались поминки. По какому поводу гуляние, село забыло, водило хороводы, пело и играло на гармонях. Как массовик-затейник, Римма руководила культурной программой, принимая самое активное участие во всех конкурсах. Она все больше ощущала свою значимость. Сколько бы продолжалось торжество — трудно представить, но пьяные колхозники устроили поножовщину. Праздник закончился новыми похоронами.

Леша в одиночестве коротал вечера и страдал от ревности. «Гуляет, стерва! Зачем теперь я ей нужен? Там — вон сколько кобелей и самогона!» — его душило отчаяние. Он представлял, как Римма ублажает мужиков, и мысленно рисовал картину мести. На переднем плане ревнивец видел себя с разбитыми кулаками. Изменщица хватала его за ноги и слезно умоляла о пощаде. Сзади, за ее спиной, валялись трупы любвеобильных механизаторов, хлеборобов и скотников. Леша опускался на колени, прижимал к себе блудливую подругу. Они обнимались, рыдали, благородно прощая друг другу доставленные обиды.

Словно услышав плач сожителя, Римма вернулась. Ничего не объясняя, собрала вещи и укатила в гостеприимное село.

Несложившаяся семейная жизнь окончательно подкосила Грунина. Он совершенно перестал следить за собой. На лице похожем на спущенный футбольный мяч выделялись рыбьи глаза, затянутые паутиной кровавых капилляров. Крупный нос с торчащими из ноздрей волосками и потрескавшиеся губы придавали физиономии выражение небывалого страдания.

От скуки Леша размышлял: «Самые красивые женщины — там, где очень пьяные мужчины. А самые пьяные мужчины — это халявщики! Выходит, если сделать водку бесплатной, то все представительницы слабого пола моментально станут неотразимыми! А когда вокруг столько прелести, то брутальной половине человечества будет не до войн — другие интересы! Прав был классик: „Красота спасет мир!“, а красоту приумножит водка! Вот основная концепция спасения мира!» — нащупав банку с водой, он смочил горло. Светлые мысли вновь побежали по мозгам: «Где же взять столько водки, чтобы мир постоянно сверкал великолепием?» — на этот вопрос Грунин ответа не знал. Это обстоятельство огорчало, и он решил с сегодняшнего дня изменить русло, по которому текла его жизнь.

Первым делом Леша пару раз присел. Перед глазами закружились черные мошки. «Нельзя организму такие резкие нагрузки давать, постепенно надо, постепенно… — посвистывая прокуренными легкими, он нагнулся и поднял припаркованную к плинтусу пачку сигарет. — Завтра курить брошу!» Тут он вспомнил девиз покойного отца: «Не откладывай на завтра то, что можно вообще не делать!» — и усомнился в правильности выбранного решения.

Лешин папаша был поклонником человеческих слабостей и ни в чем не знал меры. Умирая от цирроза, он поделился с сыном мыслью: «Бросить вредные привычки никогда не поздно, но стоит ли доставлять себе страдания, отказываясь от них?!» Леша чтил отцовские заветы. Жизнь от этого была однообразной и предсказуемой. Но ведь нет ничего лучше стабильности! Затянувшись сигаретой и пустив пару колец, Грунин стал собираться на кладбище. В этом уголке, отстранившемся от суматохи паранджой смерти, он пристраивался к похоронной процессии. Под видом старого приятеля, выдавливал из себя слезы, лобызал покойника и с чувством выполненного долга ехал на поминки. Его все знали и снисходительно терпели, как юродивого.