Сергей Трахимёнок - Бог любит Одессу

Аверьян Семенович уже знал об этом из разговоров поселковых. Ему также доложили, что в администрацию на всех парусах мчится сам Шамиль Таранян.

Васильев попросил попридержать его в приемной, а сам стал производить доразведкцу инцидента, чтобы быть вооруженным информацией о случив­шемся перед возможным просителем. Первым делом он позвонил не в боль­ницу и даже не в милицию, а своему племяннику Коле, одногодку Горбача.

— Коля, что там произошло вчера.

— В кафе, — не дослушав его, начал племянник, — дядя Аверьян, ты не поверишь... Какой-то заезжий парень вырубил Горбача.

— Да ну, и как это произошло?

— Тривиально, тот решил взять его на понт и схлопотал.

— Горбач пострадал?

— Не очень. Парень, судя про всему, мастер этого дела. Он Горбача сна­чала остановил прямым, а потом двумя шлепками ладонями окончательно отключил. Так что у того никаких повреждений, разве что мозги на место встали. А то он вообразил себя здесь вторым после Бога.

Потом Васильев позвонил в милицию и больницу. Картина складывалась вполне определенная. Он уже хотел было дать команду пригласить к нему Тараняна, как зазвонил телефон, который ранее называли вертушкой. Звонил начальник Беляевского отделения СБУ.

Во время разговора с ним открылась дверь и в кабинет заглянула секре­тарша. Васильев замахал руками, и она скрылась.

Поговорив с представителем СБУ замглавы администрации, отзвонился секретарше, и та пустила в кабинет посетителя.

Посетителем был чернявый, начавший лысеть мужчина неопределен­ной южной национальности, чрезвычайно экспансивный. Он с места в карьер начал быстро говорить, иллюстрируя сказанное такими же быстры­ми жестами.

— Полнейший беспредел, Аверьян Семенович, приехали синие, затеяли бузу, избили племянника.

— Откуда приехали? — перебил его Васильев.

— Из Киева.

— И сколько их было?

— Дак кто их считал!

— Но у тебя там своя служба безопасности в лице твоего племяша и его кодлы.

— Так в том-то и дело. Они племяша вырубили. А кодла его разбежа­лась.

— А с племяшом-то что?

— Так в больнице он.

— И какой диагноз?

— Судя по тому, как его били, перелом челюсти и сотрясение мозга.

— Ну, второго у него быть не может.

— Почему?

— Шамиль, трудно сотрясти то, чего нет.

Таранян хотел возмутиться, но что-то его остановило. То, что у нормаль­ных людей называется интуицией, а у блатных чуйкой, сработало. Уж очень необычно вел себя замглавы.

— Дак вот, слушай сюда, Шамиль, — произнес Васильев. — Мне звонили кое-откуда, плюс я сам позвонил в больницу. Нет у твоего племяша перело­ма челюсти, и сотрясения мозга тоже нет. Потому что парень этот вовсе не синий. И шлепнул он твоего племяша дважды ладонью больше для острастки. И парень этот чемпион Украины, и мог бы твоего администратора убить одним щелчком, но этого не сделал. А как ты думаешь, почему?

— Не знаю, — стушевался Таранян.

— Потому что прибыл сюда для проверки жалобы на твоего племянника из самого Киева. И что мне прикажешь сейчас делать? Вместе с твоим племя­шом и тобой сесть в тюрьму?

— Почему в тюрьму? — выдавил из себя ошарашенный Таранян.

— Ну, а куда должен сесть замглавы администрации района, если он покрывает преступную деятельность человека, который терроризирует поселок.

Васильев вошел в раж.

— Ты что думаешь — взял Бога за бороду? И тебе все можно? Я тебе сколько раз говорил: уйми своего племяша, люди жалуются. Да, видно, жаловались в Одессу, а потом стали писать в Киев. И ты мне про синих не заливай, парень этот из органов, по всему видно. Понимаешь, чем все это пахнет?

— Да. — подавленно заключил Таранян.

— Ну, если понимаешь, готовь после обеда раков, приведу к тебе еще одного высокого гостя, может, как-нибудь и уладим косяк твоего племянника. Лады?

— Лады. А гость оттуда? — спросил хозяин кафе и неопределенно махнул рукой в небеса.

— Оттуда, оттуда. Я думаю, после твоих раков он размякнет, и я с ним поговорю. Ты только сам к нам не лезь.

— Ну, это понятно, — согласился Таранян.

Олесь

Олесь вернулся домой поздно. Валентина встретила его приветливо.

— Ну что, гуляка, — сказал она, — не остался на ночевку у Нинки?

— Как видите, — ответил Олесь.

— Ну-ну, — произнесла Валентина.

— А что пса не слышно?

— Да что-то захандрил он, надо ветеринара вызвать, — сказал Валенти­на, — весь день сидит в будке и хрипит.

Сообщение о хрипящем псе насторожило Олеся. Он открыл дверь и убедился, что контрольной соринки на месте нет. Не было ее и на сумке, где хранились его вещи.

Итак, в комнате были гости. Правда, это не обрадовало его, но и не огор­чило. Все шло штатно, как сказал бы его отец. Скорее всего, гости искали подтверждения его причастности к тому человеку, что прибыл или прибудет из Киева, а для этого надо было найти у него в вещах закладки. Но тех не ока­залось, значит, с него либо сняты подозрения, либо его будут разрабатывать дальше.

Однако самое интересное было в другом. Те, кто осматривал его вещи, положили в сумку стихи матери другой стороной.

«Надо же, — подумал Олесь, — матушка, сама того не ведая, мне помогла».

И он стал просматривать первый лист рукописи, и снова не почувствовал в строчках близкого человека. Но от прочитанного на него накатила грусть одиночества и оторванности от чего-то своего, родного, где-то существующе­го, но в данный момент недоступного.

Жемчужины событий,

Страстей своих любовных

Нанизываю густо

На яркой жизни нить.

Такое ожерелье

Вкруг шеи обовьется,

Что задохнуться можно

И... некого винить.

Олесь оторвался от текста, но в ушах по-прежнему звучало:

Жемчужины событий,

Страстей своих любовных...

Он разделся и, накинув на себя полотенце, в одних плавках и сланцах отправился в душ.

Вода в баке успела немного остыть и хорошо освежила тело.

Наспех вытершись полотенцем, он вернулся к себе в комнату и обнаружил там Валентину.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Нет, — ответила она, — но может случиться.

— Что же? — спросил Олесь, хотя мог бы и не спрашивать.

— Уведет тебя Нинка, — сказала Валентина и выключила свет в ком­нате.

— А как же муж? — спросил Олесь, ощутив в своих объятиях полное тело зрелой женщины.

— А никак, — ответила Валентина, — он существует для тех, кто мне не нравится.

— Жемчужины событий, страстей своих любовных. — произнес Олесь.

— Что-что? — не то сказала, не то простонала Валентина.

— Все-все, — ответил Олесь.

На следующий день он проснулся поздно. Принял душ, обнаружил на столе в беседке записку с перечислением того, что он должен съесть на завтрак, обязательно разогрев на газовой плите.