Вэдей Ратнер - В тени баньяна

Услышав папины слова, Большой Дядя шутливо поддел его:

– Подумать только, во дворце Индры! И решили вернуться на землю? К нам, простым смертным? – Дядя, по пояс голый, стоял у двери в кладовую, широко расставив ноги и держа в каждой руке по близнецу. Он по очереди поднимал их, как гири, а мальчики заливались радостным смехом. – Ну, и как там наверху? – поинтересовался он, переводя дыхание. – Как в раю?

– Так же, как здесь, – ответила я и повернулась к папе, ожидая, что он улыбкой оценит мое остроумие.

Но папин взгляд отчего-то подернулся грустью.

Мама, видимо догадавшись, в чем причина, с сочувствием взглянула на папу и сменила тему разговора. Она предложила папе и дяде сходить с детьми искупаться, прежде чем мы все сядем завтракать. В этот момент из угла раздался тихий, мрачный голос Таты:

– Принесете мне воды? Я не могу выйти на улицу. Я больше не могу…

Когда мы приехали в храм, она впала в какое-то оцепенение, от которого не могла оправиться даже после сна. Глядя на теперешнюю Тату, было трудно поверить, что это сильная, волевая женщина, которая в молодости бросила вызов обществу – не говоря уже о Бабушке-королеве, – отказавшись выходить замуж, и не упускала случая напомнить мне, что женщине не нужен мужчина, она может со всем справиться сама. А теперь ее воли не хватало даже на то, чтобы хоть на дюйм сдвинуться с места.

Большой Дядя опустил близнецов на пол.

– Ну что, кому по плечу коромысло?

Близнецы запрыгали от восторга, крича наперебой:

– Мне, мне, мне!

Дядя хлопнул в ладоши и пригрозил:

– А ну прекратите, а то не пущу вас в дело.

Мальчики вмиг замерли на месте. Все улыбнулись. Сколько бы раз дядя ни использовал эту угрозу, она всегда срабатывала – как будто для них не было большей награды, чем когда отец «пускал их в дело». Даже Тата не удержалась, и слабая улыбка тронула ее губы.

– Спасибо, – сказала она Большому Дяде и добавила, обращаясь к остальным: – Я возьму себя в руки.

– Идем! – скомандовал Большой Дядя, перекинув через плечо крому и рубашку. – Нас ждут дела: вымыться самим и принести воды для Таты!

Он зашагал к выходу, за ним, толкаясь, побежали близнецы.

Большой Дядя как никто умел превратить любое, даже самое незначительное, дело в игру и одновременно наполнить его смыслом. Мы с папой взяли сменную одежду и бросились догонять дядю с близнецами. Тетя Индия с порога пропела, чтобы мы принесли еще лотосов.

– Для подношения Будде! И осторожнее, Арун, не позволяй мальчикам заплывать далеко!

Большой Дядя обернулся и, поклонившись с нарочитой покорностью, произнес:

Oui, ma princesse [27] Да, моя принцесса ( фр .). .

Но тут подскочила я, и он со смехом добавил:

– Пустим их на корм крокодилам!

– Но, папа, ты ведь шутишь! – дружно завопили близнецы.

Большой Дядя фыркнул. Он напоминал жеребца, который подзадоривает своих жеребят, подталкивает их мордой, чтобы они шли вперед. Мальчики поскакали к воде.

Со стороны храма казалось, что пруд переливается в болото, но на самом деле их разделяла длинная насыпь. Огибая зеленое море, она бесчисленными ответвлениями расходилась по рисовым полям. Папа показал мне четыре стороны света – он делал это всегда, когда мы оказывались в каком-нибудь незнакомом месте. Солнце встает и садится немного по-разному в зависимости от времени года, пояснял он по дороге к пруду. Солнце взошло на востоке, за лесом, и теперь по невидимой дуге медленно ползло на запад. Мы двигались по северному берегу пруда в сторону насыпи. Впереди широко и беззаботно шагал Большой Дядя. Следом, положив на плечи концы коромысла, на котором болтались два ведра, семенили близнецы. За близнецами, неся в одной руке пластмассовую миску, а в другой – найденную по дороге палку, шла я. Замыкал процессию папа. Обхватив руками ведро, он легонько постукивал по нему, как по барабану. К югу от нас в золотых лучах ясного утреннего солнца сиял Ролокмеах, нарядная мозаика из традиционных деревянных домиков и фруктовых садов. Папа обещал, что мы сходим туда на разведку, может быть, возьмем с собой что-нибудь из «городских» вещей – зажигалку или кусок мыла, – чтобы выменять у местных на рис или яйца. Солдаты Революции разрешили нам пойти при условии, что мы не будем пытаться сбежать, а вернемся в храм. Теперь, когда мы обосновались здесь, я не видела смысла в побеге. Нам было хорошо в храме. О лучшем убежище мы и мечтать не могли.

Мы дошли до места, где насыпь разделяла болото и пруд. Большой Дядя остановился и взял у близнецов коромысло и ведра. К насыпи с одной стороны подступали заросли лотоса, с другой – гиацинта. Семьи приходили сюда искупаться и пообщаться друг с другом. Рядом с нами две женщины купали детей.

– Как думаете, сколько мы здесь пробудем? – спросила одна, подолом саронга [28] Саронг – традиционная одежда в ряде стран Юго-Восточной Азии, представляет собой широкую полосу ткани, которую оборачивают вокруг пояса. В отличие от сампота, используется в качестве повседневной (преимущественно в деревнях) и домашней одежды. оттирая ребенку грязь за ухом.

– Мой муж вчера ходил в город, и местные сказали, что им велели подготовить дома к приходу «новых людей», – ответила другая.

– О ком это они? – удивилась первая.

– О нас, конечно. Они хотят поселить нас здесь. Вроде бы на время.

– А что, симпатичный городок. Нам еще повезло.

Папа и Большой Дядя переглянулись, однако ничего не сказали. Дядя, повязав крому поверх пояса, снял штаны и положил на ведра с коромыслом. Он вошел в воду, ведя за собой голых близнецов, как буксир с двумя буйками по бокам. Папа, соорудив себе такую же повязку из кромы, взял ведро и последовал за ними, расчищая путь среди длинных водорослей. Дойдя до глубины, он наполнил ведро чистой водой и принес его мне.

– Ты точно не хочешь? – спросил он, ставя ведро на насыпь. – Я могу взять тебя на руки.

Помотав головой, я сбросила рубашку и осталась в одном саронге. Я не умела плавать, а близнецы стали бы смеяться, увидев, что меня несут на руках, как маленькую.

Папа, словно крокодил, целиком погрузился в воду. К нему подплыл Большой Дядя. Они стояли и разговаривали, брызгая на себя водой, а вокруг по-собачьи плавали близнецы. На дядином лице все отчетливее проступала тревога, один или два раза он бросил взгляд в сторону домиков, в которых жили монахи. Я не слышала разговора, но судя по всему, папа рассказывал дяде то, что мы узнали от уборщика и что видели на задворках храма. Пластмассовой миской я черпала воду из ведра и поливала голову, посматривая на папу и дядю. Папа сохранял спокойствие, Большой Дядя, напротив, заметно разволновался. Мне сделалось не по себе. Папа похлопал дядю по плечу, будто хотел утешить. Тот кивнул и посмотрел вдаль – на рисовое поле, по которому расхаживали черные фигуры. Я не могла разглядеть, кто они – солдаты Революции или крестьяне. И что у них на плечах – винтовки или коромысла.