Вэдей Ратнер - В тени баньяна

Я украдкой посматривала на солдата. Винтовка, прежде висевшая у него за плечом, теперь лежало на коленях. За время пути он не проронил ни слова, не издал ни звука – только время от времени прищелкивал языком, подгоняя волов легкими ударами бамбукового прута. Зловещее небо и бесшумные вспышки молний, похоже, ничуть не беспокоили солдата. Напротив, он был частью этой всепоглощающей тишины, которая, искажая размеры и расстояния, делала мир вокруг больше.

Мои мысли вернулись к остальным. Закрыв глаза, я представляла их лица: Бабушка-королева, Тата, Большой Дядя, тетя Индия, близнецы – сначала Сотанавонг, затем Сатиявонг – не вместе, как обычно, а по отдельности. Я пересчитала всех по пальцам: один, два, три, четыре, пять, шесть. Пусть их нет рядом, но зато их много, утешала я себя. Где они теперь? Тоже едут в повозке навстречу новой жизни? Думают ли обо мне, как я о них? А папа? Где он? Как часто я позволяла себе мечтать о его внезапном возвращении. Вот и сейчас я представила, как он появляется среди рисовых полей и идет мне навстречу.

Я посмотрела на маму. У нее на коленях под бело-синей кромой, пологом спадавшей с плеч, спала Радана. Хорошо, что она так легко засыпала, убаюканная мерным покачиванием грузовика или повозки, и так много спала, – мама могла отдыхать бо́льшую часть пути. Мы с мамой почти не разговаривали и, конечно, молчали об остальных. Да и что мы могли сказать друг другу? Я знаю, что ты хотела пойти с ними. – Да, хотела.

Я уже не жалела, что выбрала маму, хотя мне хотелось пойти с остальными, потому что их было больше. Я жалела о другом. Теперь, когда мы остались одни, я увидела то, что не желала видеть раньше: мамино несовершенство без папы. После его ухода я избегала оставаться с мамой наедине, смотреть ей в глаза. Мне не хотелось видеть ее горе – я едва справлялась со своим. А теперь она сидела рядом, и не замечать перемен в ней я уже не могла. Лицо осунулось, сухие губы потрескались, тело напряжено, как натянутая струна, готовая порваться в любую секунду. Куда исчезла прекрасная бабочка с цветами в волосах? Скованная печалью, из невесомого, грациозного создания с крыльями мама превратилась в неповоротливое существо, ковылявшее по земле на глиняных ногах.

Оставшись без папы, я часто говорила себе: по крайней мере, у меня есть мама – она будет рядом, защитит от любой беды. И вот пришла беда, а мама застыла, как изваяние, посреди толпы и не могла ни протянуть руку, ни позвать меня. В ту минуту мне стало мучительно ясно: я нужна ей не меньше, чем она мне, и теперь, что бы ни случилось, мы должны держаться вместе.

Глядя на маму, чувствуя, как она тоскует по папе, как ей не хватает остальных, я подумала, что скорбеть можно не только об умерших, но и о живых. Мы заранее ощущаем пустоту, которую они оставляют после себя, хотя еще не знаем наверняка, что их больше нет.

Мама подняла на меня глаза и, вероятно устыдившись своего вида, накинула на голову крому. Поддавшись усталости, она расслабилась, позволила телу покачиваться в такт движению повозки и очень скоро уснула. Похоже, они с Раданой встретились в царстве грез и теперь у них был один сон на двоих – так крепко они спали, не обращая внимания на ухабы. Я не винила маму и не завидовала их единению с сестрой. Как бы мне ни хотелось, я знала, что особой связи, как у меня с папой, не будет больше ни с кем. Другие люди будут, как светлячки, появляться и исчезать, и самое б о льшее, что каждый из них сможет дать мне – немного света, с которым я пойду сквозь мрак и неизвестность. Остальное мне придется делать самой. И мое одиночество будет моей силой.

Снова сверкнула молния, на этот раз с таким грохотом, точно гора раскололась надвое. Я вскочила и прижалась к солдату, едва не уронив лежавшую у него на коленях винтовку. Солдат не дернулся, не прогнал меня, даже не посмеялся над моим испугом. Вместо этого он переложил винтовку к борту повозки и еще раз ударил прутом по спинам волов, неразборчиво пробормотав какие-то ласковые слова, которые те явно поняли. Прядая ушами и со свистом размахивая хвостами, животные ускорили шаг. По их телам прошла напряженная дрожь, словно им передалось желание солдата поскорее добраться до места.

Я повернулась к маме с Раданой. Они продолжали дружно спать, не обращая внимания на гром и молнии вокруг, не зная, что я пересела вперед. Я решила остаться рядом с солдатом. Он хотя бы не спал и был начеку – с ним я чувствовала себя не такой одинокой. Если в меня ударит молния, подумала я, по крайней мере одна живая душа это увидит.

Послышался еще один раскат грома. Я сильнее прижалась к солдату. Он по-прежнему молчал. Не знаю, что пугало меня больше: его молчание или грохот в небе.

Дорога, окаймленная зарослями бамбука, начала сужаться. Солдат натянул поводья, и волы остановились. Сейчас он разбудит маму и Радану, решила я, и скажет, что мы приехали, что ему приказано доставить нас сюда, а остаток пути мы должны проделать сами. Однако вместо этого солдат перегнулся через борт повозки, сорвал длинную, тонкую бамбуковую ветку и молча протянул ее мне, кивнув в сторону волов. Я легонько, как он, ударила сначала левого вола, потом правого. Солдат прищелкнул языком и ослабил поводья. Мы поехали дальше.

– Так, значит, это были дети богов? – спросил он вдруг, словно продолжая ранее начатый разговор. – Тевода и якк. – Я уставилась на него, потрясенная, но он даже не взглянул в мою сторону, а продолжал смотреть на дорогу. – Они еще были учениками волшебника. – Его голос звучал спокойно, сдержанно – под стать внешнему виду, и я подумала: а вдруг он тоже какое-нибудь волшебное существо в человеческом обличье? – Однажды волшебник устроил им испытание: кто первым соберет полный кувшин росы, получит кео монориа .

– Что это? – спросила я, сглотнув.

– Хрустальный шар, внутри которого – свет, волшебная сила. – Солдат кивком показал на волов, и я снова ударила их веткой. – В ту ночь двое учеников вышли на улицу, каждый с кувшином. Наутро тевода вернулся с кувшином, полным росы. А якк… его кувшин был заполнен только наполовину. Волшебник отдал хрустальный шар теводе. Раздосадованный якк тоже хотел получить что-нибудь. И тогда волшебник дал ему топор – оружие, наделенное невероятной силой. Но якк, все еще недовольный, стал гоняться за теводой, и всякий раз, когда он опускал топор, раздавался страшный, оглушительный грохот. Тевода, уворачиваясь от ударов, метал в небо волшебный шар, и вокруг разлетались ослепительные молнии.

Повозка подпрыгивала, то проваливаясь в рытвину, то наезжая на кочку. Я ждала продолжения истории, однако мы подъехали к каналу, через который был перекинут полузатопленный настил из пальмовых стволов. Наклоняясь то влево, то вправо, чтобы проверить, проходят ли колеса, солдат аккуратно провел повозку по шаткому мостику.