Вэдей Ратнер - В тени баньяна

Мы проследовали к вилле с квадратными колоннами и поднялись по парадной лестнице. За двустворчатой дверью начинался длинный коридор, в конце которого, судя по всему, располагалась кухня. Повсюду лежала пыль, висела паутина, валялись засохшие насекомые. Не считая нескольких оставленных прежними хозяевами вещей, комнаты были совершенно пустыми.

– Можете пользоваться всем, что найдете в кладовых, – сказал один из камапхибалей, показывавших нам виллу. – Там могут быть старые подушки и одеяла, а еще тарелки, кастрюли, сковороды и всякая мелочь.

Все комнаты быстро разобрали, и нам в итоге досталась кухня – прямоугольное помещение с боковой дверью, ведшей на черную лестницу. На стенах повсюду виднелись уродливые царапины, а в одном из углов, где, видимо, раньше стояла печь, на деревянном полу темнел выжженный полукруг. Рядом в бамбуковой корзине лежала кухонная утварь, вся в пыли и паутине. Других предметов в комнате не было, и оттого она казалась огромной. О лучшем мы и мечтать не могли.

Спустились сумерки. Небо потемнело, как синяки, что остались у нас после долгой езды по ухабам. Мы пришли к зданию городской администрации, где, как выяснилось, жил глава округа. У входа молодой солдат Революции звонил в колокол, оповещая всех о начале собрания. Похоже, наша дальнейшая судьба беспокоила жителей города не меньше, чем нас самих. Многие из тех, кто пришел на собрание, принесли нам еду. Они составили блюда и кастрюли на стол в одном из павильонов и накрыли их пальмовыми листьями – от мух. Я смотрела на это изобилие, сглатывая голодную слюну, и не могла вспомнить, когда в последний раз видела столько еды. Я едва сдерживалась, чтобы не броситься к столу и не проглотить все в один присест.

Колокол прозвонил во второй раз, и когда звон стих, на пороге дома появились камапхибали. Впереди шел высокий, широкоплечий мужчина, подпоясанный красно-белой кромой. Он выглядел как киноактер в роли крестьянина. Мужчина шел по двору широким, уверенным шагом, и все взгляды были прикованы к этому красавцу.

– Откуда он взялся? – спросила я, замерев от восхищения.

Большой Дядя удивленно посмотрел на меня.

– Оттуда. – Он кивнул на дом. – Он здесь живет. Ты же видела. Он только что вышел оттуда.

– Вот как. – Мне казалось, он упал с неба. Он двигался так, словно умел ходить по воздуху. – А кто он?

Дядя снова удивился.

– Глава округа.

– Что это значит?

– Он главный в одной большой области.

Возможно, он и есть Организация, мелькнуло у меня в голове.

Глава округа подходил ко всем, приветствовал, называл привычными словами: «брат», «сестра», «дядя», «тетя», «племянник», «племянница». Переходя от одного человека к другому, он складывал руки в сампэах и слегка кланялся. Я лишилась дара речи.

Поздоровавшись с каждым, глава округа поднялся по лестнице и обратился к толпе.

– Мы не ждали вас. Но это не важно. Мы вам рады. Добро пожаловать!

Стоявшие у него за спиной камапхибали захлопали в ладоши. Убедившись, что теперь это место – наш дом, все вздохнули с облегчением.

Кивнув в сторону реки, глава округа продолжил:

– Приближается муссон. Скоро Меконг выйдет из берегов и затопит все вокруг. Но вместе мы построим дамбы и обуздаем могучего дракона. Мы докажем, что сообща можно голыми руками построить прочное, как горный хребет…

Он вдруг замолчал. Словно из-под земли у ворот возникла повозка с солдатами Революции. Солдаты направились к нам. Их предводитель, громко топая, поднялся по лестнице и, подойдя к главе округа, сказал что-то ему на ухо. Тот помотал головой. Солдат настойчиво шипел ему в ухо. Обратившись к толпе, глава округа попросил его извинить и, не говоря больше ни слова, в сопровождении камапхибалей поспешил к повозке у ворот.

Толпа загудела. Солдат на лестнице повернулся к нам лицом, и на правой щеке у него я заметила длинный, изогнутый, как серп, шрам.

– Тихо! – рявкнул солдат, и шрам резко дернулся. – Пусть останутся только те, кто приехал сегодня! Остальные – уходите!

Никто не сдвинулся с места.

– ЖИВО!

Местные жители один за другим потянулись к выходу, ворча себе под нос, стараясь не встречаться взглядом ни с нами, ни с солдатом. Они, похоже, хорошо знали, с кем имеют дело, и, судя по их поведению, перечить этому человеку не стоило. Когда во дворе остались только те, кого днем привез грузовик, солдат объявил:

– Если у вас есть пропавшие родственники, расскажите, кто вы и откуда. Нам нужны полные и точные сведения, настоящие имена – ваши и ваших близких. Как, когда и почему вы разлучились. Мы поможем вам отыскать их. Но для этого мы должны знать правду. – Он обвел нас цепким взглядом. Шрам на щеке плясал, словно живой. – У кого есть пропавшие родственники – поднимите руки.

Люди осторожно поднимали руки. Все, кроме Большого Дяди и мамы. Солдат пристально посмотрел на нас, сощурив глаза. Меня бросило в холодный пот.

С приездом в Ксать мы наконец вздохнули свободно. Город жил по определенным правилам, в определенном ритме, во всем присутствовала логика, которой не было в Стынгкхае. В первое же утро нам выдали рис, одежду и прочие необходимые вещи. Впоследствии, когда весь город приходил за месячной порцией риса, мы получали свою из расчета одна консервная банка на человека в день. Нам объяснили, что для простоты здесь не делают различий между детьми и взрослыми и каждый получает одинаковое количество риса, ведь шестилетний мальчик, как следует поработав, может съесть больше, чем немощная старуха. Торговля была запрещена, однако соседи и друзья могли обмениваться едой и домашней утварью. В свободное время нам разрешали выращивать овощи или ловить рыбу в реке, а вот скот считался собственностью города и его берегли для общих праздников. Работа начиналась через час после восхода солнца и заканчивалась за час до заката, о чем возвещал бронзовый колокол у здания городской администрации. Дети в возрасте от пяти до одиннадцати лет посещали школу, утром или днем – как нам больше нравилось. Я ходила в разное время – по настроению. За два месяца, не пропустив ни одного занятия, я выучила только слова революционной песни:

Нас не учили ни читать, ни писать, и я тщательно скрывала, что умею и то и другое. Я хорошо усвоила: все, что знаешь, лучше держать при себе.

Итак, мы понемногу приспосабливались к новому месту и новым людям. Здесь это оказалось проще, чем в деревне. Местные жители были как одна большая семья, но в отличие от Стынгкхае семья гостеприимная, готовая открыть двери своего дома для незнакомцев. Люди свободно ходили друг к другу в гости, приносили угощение, одалживали посуду или инструменты, делились новостями и сплетнями.