Наталья Литтера - Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

Ваня не успел изумиться тому, когда две дамы успели обсудить взаимные музыкальные пристрастия, как прозвучал негромкий Дунин ответ:- Шопена.

Дальнейшее стало понятным, и Ванина реплика прозвучала естественно.

- Ма, сыграй.

И зазвучал Шопен. И он сделал все простым и правильным. И рассказ бабушки под шелест листов фотоальбома, и Ванины руки на плечах Дуни и Антонины Марковны, и звуки «Ноктюрна».

А потом был вечерний чай, и бурный диспут Антонины Марковны и Евдокии Романовны на тему творчества Чехова. А мать и сын молчали и переглядывались. И Ваня точно понял, что мать приняла. Приняла и смирилась.Что не помешало ей демонстративно отвести Дуне отдельную комнату - спальню самой Идеи Ивановны. Ване привычно постелили в зале, а мама с бабушкой устроились в одной комнате. Детский сад. Или пансион благородных девиц - Иван никак не мог определиться точно. Но пока послушно улегся на бесшумном диване.Минут десять полежал. А потом решительно откинул одеяло. Нет, точно детский сад! Дуня его женщина, и он не намерен спать с ней в разных комнатах! За последние несколько дней он привык засыпать не один и не собирается отказываться от этой свежеобретенной привычки. Как воспитанный мальчик, штаны Ваня натянул. Но как коварный соблазнитель, верхом привычно пренебрег.

На его негромкий стук спустя паузу из-за двери отозвались шпионским шепотом:- Ваня?

- Я.

- Что случилось?

- Открой.

- Зачем?

Ночной диалог через закрытую дверь бил все рекорды абсурдности. Иван прижался голым плечом к косяку и зашептал в зазор между дверью и этим самым косяком.

- Ты меня не поцеловала на ночь!

- Ваня, тише, сейчас всех перебудишь, - в ответном шепоте отчетливо звучали панические нотки. - Иди спать. Я утром тебя поцелую.

- Я до утра умру! Уже все спят. Открой, пожалуйста. Я же твой любимый Ванечка, - за дверью была тишина, и Тобольцев решил, что пора давить на жалость. - Я не могу уснуть...

- Ты с ума сошел? - наконец раздалось из-за двери свистящее.

- Ну Ду-у-у-у-нечка... - в принципе, можно еще и поныть для усиления эффекта.

- Я и так твоей маме не понравилась...

Ваня усмехнулся. Это был явно последний аргумент перед капитуляцией.

- Зато ты понравилась бабушке.

- Мне твоя бабушка тоже понравилась очень.После этой многозначительной реплики снова наступила тишина. Ваня почесал плечо. Босые ступни стали замерзать.

- Дуня, открой.

- Ты еще здесь?!Так. И Дульсинея заодно со всеми в этом детском саду! Но едва Иван успел это осознать, как помощь пришла с неожиданной стороны. Раздался четкий и звонкий голос ба из-за двери напротив:- Дунька, да открой ты ему уже! Все равно не отстанет. А мы хоть поспим.

Ваня едва успел зажать рот, чтобы не расхохотаться. А вот в спальне матери отчетливо охнули, а потом дверь все-таки распахнули.

- Ты что творишь?!Отвечать Иван не собирался. Словами точно. И на царские ножки надежды нет - не пойдет Дуня с ним своим ходом. А идти надо, потому что диван в зале не скрипит, а материнская кровать - неизвестно что. Поэтому - рот закрыть поцелуем, на руки подхватить - и быстро-быстро в зал. Но идти в потемках, с девушкой на руках и целуясь на ходу... В общем, быстро не получилось, и где-то на полдороге они прервались, и Ваня выдохнул куда-то - кажется, в губы:- В зале диван большой и обниматься удобнее...

- Я тебя казню! - выдохнула она куда-то туда же.

- Не вели казнить государыня, вели...

И снова поцелуй, и уже на пороге ее умоляющее:- Тише...Просьба оказалась актуальной.

Нельзя было, как привыкли. Ничего наружу. Ни стона, ни лишнего вздоха, ни громкого движения. Медленно, тихо, беззвучно. Все внутри, все между ними. И полыхало нещадно, гремела духовым оркестром кровь в венах, все билось, горело, пульсировало. И только между ними, ничего наружу.

В какой-то момент Ваня почувствовал ее зубы на своем плече - совсем сил молчать и терпеть не осталось у царицы. А он себе не мог подобное позволить - уже и так наоставлял следов. И поэтому каждый вздох через силу. А потом вдруг - ее губы. Поцелуй.

Твой выдох - мой вдох.Мой выдох - твой вдох.

Так и продержались. В жаркой тесноте и близости, в коротких неспешных движениях, в поцелуях и общем дыхании. До самого конца.

А потом долго-долго не могли снова начать дышать спокойно. И Дунин тихий голос:- Ты так смешно сопишь.

- Ты себя не слышала.

- Прекрати! - уже совсем другой, ласковый укус в плечо. - Скажи мне это...Ему не надо уточнять - что.

- Спи, Дульсинея. Спи, царица моя любимая.

И она почти тут же это дисциплинированно исполняет. Обнимая спящую Дуню, Ваня подумал, что иначе и быть не может. И на все плевать. Они должны засыпать и проспаться вместе. Всегда. Он отвоевал это право у судьбы и не намерен им поступаться. Словно соглашаясь, Дуня привычно и сонно уткнулась носом ему в шею. Именно так.

Утром Ивана разбудил запах. На все квартиру умопомрачительно пахло свежепожаренными оладьями. Дульсинее рядом на запахи было все равно - сопела на его плече, обхватив для надежности Ванину руку. Трогательно и мило, но есть захотелось просто смертельно. Поэтому аккуратно высвободился из царского плена, немного полюбовался открывшимся от его движения... пейзажем? натюрмортом? а, точно - натурой! - а потом накрыл натурщицу обратно одеялом и потянулся к штанам.Голоса он услышал, едва притворил за собой дверь зала. Мать, конспиративным шепотом:- Они же... они же...Я шла мимо... Одежда вся на полу, они же занимались...

Судя по паузе, у матери кончились слова. А вот у бабушки нашлись. Сказанные философским тоном:- Дело молодое...Послышался какой-то непонятный звук - то ли чем-то хлопнули, то ли - стукнули.

- Он сделает ей ребенка в моем доме! - а потом, после обреченного выдоха: - Или уже...сделал.Бабуля весело хмыкнула. А Ваня вспомнил, что подслушивать нехорошо.

- Всем доброго утра! - обеим женщинам досталось по поцелую в щеку. - Пахнет невероятно вкусно. Можно, я сначала поем, а потом пойду умываться?Ида Ивановна вздохнула и поставила перед ним тарелку.

- Чаю налить?

- Угу, - Иван ухватил не просто еще теплый, а почти горячий верхний оладушек и впился зубами. Вкусно - язык бы не проглотить.

- Промялся? - невинно вопросила Антонина Марковна. Мать за спиной снова вздохнула, а потом устроилась напротив, не сводя внимательного взгляда с сына. Но все это почему-то лишь добавляло Тобольцеву хорошего настроения.

- Как спалось, ба?

- Да ничего, слава Богу. После того, как вы угомонились.

Теперь Ида Ивановна охнула - почти как Дуня ночью. А Антонина Марковна продолжила как ни в чем не бывало:- Принеси Дуняше своей халат, Ромео. Она же там без всего поди, нагишом.

Тут терпение Иды Ивановны кончилось, она резко поднялась с места и, ни на кого не глядя, гордо прошествовала к выходу из кухни. А спустя пару минут вернулась. В ее руках было нечто черно-красно-золотистое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся халатом натурального японского шелка, привезенным Ларой Деминой своей подруге из Осаки.