Елена Лабрус - Грязная сказка

Он пытался защитить мать, он пытался оттащить от неё разъярённого отца, но ему всего десять лет. Отец отбросил его одним ударом как щенка, и Влад ударился головой о батарею.

Он видел, как отец выхватил из подставки нож. А когда Влад врезался головой в чугунную конструкцию, в матери проснулась такая ярость, что она перехватила нож голой рукой и после недолгой борьбы повалила отца набок и со всей силы ударила головой об острый угол упавшей табуретки.

Влад потерял сознание, когда она добивала отца табуреткой по голове. Он ещё слышал рык, который вырывался у неё из груди, и эти глухие, эти ужасные удары. «Раз, два…», — зачем-то начал он считать, а потом отключился.

— Держись мой мальчик, — плакала она, сидя на полу и прижимая его к своей мягкой груди. — Держись! Не бойся, его больше нет. И я никому не дам тебя в обиду.

Её даже не судили. Может повезло со следователем, может со судмедэкспертом. Несчастный случай в состоянии сильного алкогольного опьянения — такой вынесли вердикт. И даже злые языки соседок мать жалели и Владу сочувствовали.

Пять лет она не вмешивалась в дела партнёра отца, который продолжал рулить отцовской долей бизнеса. Пять лет так и работала директором школы, пока им на счёт шли перечисления. А потом ушла из школы и за год сделала больше, чем за всю жизнь его отец. Его мать всегда была очень мудрой и очень сильной женщиной. Влад искренне гордился ей.

— Ладно, не маленький, сам разберёшься, — вывела она его из раздумий и отстранилась. — Но обещай мне, что какие бы неприятности с тобой не произошли, говорить мне всё как есть, без утайки.

— Обещаю, мам, — кивнул он.

И хотел было рассказать зачем ему понадобились деньги, но передумал. Она же непременно захочет познакомится с этой девушкой, потом начнёт её опекать, когда он уедет в свой университет. А он надеялся, что всё же уедет и её забудет.

С Таней было хорошо. С ней было интересно и весело. С ней был потрясающий секс. Лучший в его жизни. Незабываемый. Но чего-то большего с этой раскрепощённой девицей, крутящей задницей у шеста, он не хотел, будь она хоть трижды француженка.

По крайней мере, морщась от боли под иглой татуировщика, он ещё думал именно так.

Он решил набить себе на плече паука на память о ней, называющей его «мой нежный паучара» и забыть. И уже понимал, что, наверно, это будет сложно. Они провели вместе месяц, и он слегка подсел на неё, как на наркоту, чего с ним никогда раньше не случалось.

Но любая зависимость лечится, он свято в это верил. И хоть помог ей с адвокатом, старался делать вид, что ему всё равно чем она зарабатывает. И с деланым равнодушием выслушивал её рассказы о своём якобы новом виде заработка.

— Наверно, это заложено в природе человека — подглядывать, — щебетала она под жужжание тату-машины. — Даже не представляла, что людей потрахаться приходит в два раза меньше, чем посмотреть, как это делают другие.

— Каждому своё, — философски промычал он, не понимая ему так больно от этой бор-машины, буравящей его кожу или от её слов, если допустить, что это правда.

— И подавай им, чтобы как в порно-кино. И долго, и несколько раз, и позы как у акробатов в цирке. И ладно бы девочки с девочками, ладно просто мастурбировать, но ведь просят настоящий секс, и чтобы брызги спермы по всей груди, а потом по спине, а потом между ягодиц.

Влад покосился на невозмутимого туту-мастера, серьёзного, покрытого цветными узорами парня лет тридцати. Посмотрел не на его сосредоточенное лицо, отражающееся в зеркале, а на ширинку, находящуюся почти у Влада перед глазами. Ему показалось, что у парня тоже там что-то зашевелилось от её мягко воркующего голоска. Тоже, потому что Влад точно чувствовал, как ожил его дружок, прижатый телом к кушетке.

— Парни яйца себе перетягивают резинками, чтобы без брызг хоть минут двадцать продержаться.

Парень в наколках, её старый знакомый, улыбнулся с видом знатока, и Влад подумал, что с ним она, наверно, тоже спала. И приступ толи ревности, толи обиды, что он чувствовал себя в этом салоне из-за её рассказов неуютно, испортил ему настроение.

Он решил сходить в её клуб на это «подглядывание», чтобы или бросить её, или… Нет, разбивать себе сердце он никак не рассчитывал. Надеясь, что она всё-таки просто трепет ему нервы, рассказывая все эти грязные подробности, да ещё и на людях.

И он сходил. И лучше бы он этого не делал.

Он метался по её комнате в грязном бараке как раненый зверь.

Он даже не смог досмотреть это представление до конца. Выскочил из открытого всю ночь заведения, прыгнул в машину и ехал так опасно и на такой скорости, что его ангел-хранитель наверняка поседел, предотвращая аварии на каждом перекрёстке.

Он вылетел за город и не знал куда едет. Просто гнал, вдавив педаль газа в пол и так сцепив зубы, что, когда выскочил в каком-то леске из машины и орал, не зная, как с этим справится, у него болела челюсть.

Он ненавидел её за эту боль. Ненавидел за эту лёгкость, с которой она выгибалась там, впуская в себя на всю длину член того парня. Он не мог даже вспоминать это. И хуже всего, что этого парня он знал.

«Ну, почему он?!» — орал он в равнодушное звёздное небо. И почему ему так больно, после сотен девиц, которые у него были?

Трудно сказать, сколько времени он простоял на коленях в сырой траве, пытаясь понять, как к этому относиться, пытаясь примириться или забыть. Но так и не смог ничего из перечисленного. Он должен был с ней поговорить. А когда приехал, оказалось, что она ещё не вернулась.

— Таня, привет! — услышал он ломающийся голос её соседа-подростка.

— Здравствуй, Вася! — ответила она ему беззаботно и толкнула дверь.

Бросила сумку, разулась, делая вид, что не замечает его застывший силуэт на фоне окна.

— Мог бы хоть свет включить, — зажгла она настольную лампу.

— Почему? — прищурился он от казавшейся невыносимо яркой тусклой лампочки.

— Почему что?

Она как ни в чём не бывало стянула через ноги юбку, майка тряпкой упала рядом на кровать, и старый шифоньер заскрипел, отдавая с дверцы лёгкий халатик.

— Почему всё? — спросил Влад, когда она, наконец, повернулась к нему. — Почему ты этим занимаешься? Почему не отказалась, раз я заплатил за адвоката? И почему Кайрат?

— Потому что я дала согласие хозяйке клуба до тебя, и уже не могла отказаться, не испортив с ней отношения, — её усталый голос звучал спокойно и ровно. А распахнутый халатик обнажал все её, видимо, натруженные за ночь прелести. — Потому что ты всё равно укатишь в свой Лондон, а мне надо на что-то жить. И потому, что Кай просто мой партнёр в этих танцах.

— Танцы, значит? Теперь это так называется?

— Не важно, как это называется. Это просто работа, — она сделала к нему шаг, но он вытянул руку.