Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

Егор перетусовал колоду, раздал карты, начали новую партию.

— При тебе так было? — глухо спросил Кузька.

— Было, и не раз. Хорошие картежники с весны игру назначают. Потом, после сезона, где-то в зимовье собираются, играть начинают. На кон золото ставят. Бывает, игра на несколько дней затягивается: то один у другого выиграет, то наоборот. А коли парами или даже тройками играют друг против друга, тут уж вовсе страх Божий. Как начнут друг друга ножами полосовать, стены в зимовье красные. В такие дни, бывает, хороший картежник состояние выигрывает. Или наоборот, от пустых карманов веревку на кедр и — шею в петлю. Всякое бывает.

Кузька поежился: страшные вещи рассказывает Егор. При этом лицо холодное, непроницаемое, будто чурку расколол. Непонятно, правду говорит или нет? Негромко спросил:

— Сам-то участвовал в таких играх? Ну, на золото?

— Нет, не доводилось. Хватало ума отказаться. Я в карты не шибко силен, так только, кровь разогреть в подкидного. Хотя предлагали не единожды сыграть по-крупному.

— По-крупному — это сколько? — затаив дыхание, спросил Кузя.

— Бывало, сразу по несколько килограммов выставляли. Один раз даже на кону самородок килограмма на три был у моего товарища, Кольки Головина. Говорил я ему: «Не дури!» Но он и слышать не хотел, вошел в кураж, что добыл за сезон, все спустил. А потом этот самородок выставил. Когда понял, что проиграл и его, схватил камень да к двери, удрать хотел. Там его возле печки ножом и ударили.

— Что дальше?

— А что дальше? Все! — встряхнув бородой, пожал плечами Егор. — Там же возле печки и помер.

— А ты?

— Что я?

— Помог ему чем-то, защитил или отомстил?

— Нет, конечно. В таких делах, паря, помощи и мести нет. Это карты, у них другие законы. Если сел за стол — отвечаешь только за себя или за того, с кем в паре играешь. А дружба тут ни при чем. Так что мотай на ус, пока говорю, потому как тебя этому делу, может, никто не научит. Коли в себе сомневаешься — не берись. Это не только в картах, а в любом деле. — И который раз напоминал: — Эх, Кузька! Повезло тебе с отцом, так и ко мне приглядывайся да прислушивайся. Я тебе никоим образом зла не пожелаю, а только добра!

И Кузя слушал. Следил за ним с того дня, когда Егора перевезли к ним и положили в темнушку.

Его выздоровление было удивительным, как и само возвращение с того света. Он рано начал присаживаться на кровати, вставать и выходить на улицу: не хотел никому быть обузой, чтобы кто-то за ним ухаживал. Через пару месяцев взял в руки лопату, стал убирать в ограде снег, носить воду. А в начале февраля, чувствуя себя окрепшим, пошел в тайгу готовить дрова, возил березовые сутунки на нартах с горы домой, а здесь они с Кузей их пилили на чурки, кололи и складывали поленья в дровеннике. Злые языки нескромно шутили:

— Анна, где такого батрака нашла? Смотри-ка, дров тебе на три зимы наготовил! Нешто ты с ним такая ласковая?

Анна старалась не обращать на них внимания, но все равно ходила хмурая, в слезах. Это заметил Егор, догадался, в чем причина. Встретил самого языкастого: Мишку Хохлова, который давно намекал Анне встретиться за кружкой бражки. Хотел вырвать язык, но не получилось, сломал нос. После этого всяческие сплетни и суждения прекратились, потому что для этого не было повода. Егор был честным, справедливым мужиком. В мыслях не допускал воспользоваться ситуацией, оказывать внимание приютившей его вдовой женщине. Строгих правил воспитания, Анна также не давала для этого ни малейшего повода.

Проживание и быт Егора в доме Собакиных не был обременительным для хозяйки дома. Тем не менее, занимая место в темнушке за печкой, постоянно считал себя лишним. Стараясь не нервировать Анну своим присутствием, показывался на глаза как можно реже, выходил на улицу только по надобности. Свою активность в работе и делах проявлял в то время, когда она была на работе или у соседей. В остальное время, уединившись за перегородкой, был подобен мыши.

Анна и Кузя просыпались рано, возвращались поздно. В зимнее время прииск функционировал в «сонном режиме». Выдаваемая из горы руда теперь обрабатывалась в тепляке: большом бревенчатом отапливаемом бараке. Работали только местные, пришлые сезонники покинули место работ до весны, жизнь в поселке затихала. Тем не менее те, кто здесь проживал постоянно, вели свободный, активный, дружный образ жизни: если работать — так с песней. А гулять — так чтоб от собравшегося народа снег с крыши скатывался. Чувствуя себя некой маленькой, обособленной республикой, люди жили вольно: никто не запирал дверей, деньги держали на видном месте на полочках под иконами, а появление нового человека тут же фиксировалось внимательными стариками. С приходом весны и появлением первой партии пришлых старателей все менялось: отношение друг к другу и даже сама работа обретали некий настороженный характер, когда человек не знает, что можно ждать от напарника в следующую минуту.

Анна работала на дробилке. Кузя — на лесосеке. Так как подавляющее большинство таежных приисков прекратило работы до следующего сезона, а связь с миром из-за больших снегов осуществлялась в лучшем случае на лыжах, челночников перевели на другие работы. Проще говоря, дали в руки топоры и послали в тайгу: для паровой машины и обогрева тепляка нужны дрова.

В то время, когда Анна и Кузя были на работах, Егор домовничал: варил еду, прибирал в доме, даже мыл полы — любил чистоту и порядок. Перед тем, как вернуться Анне, уходил к себе. Первый раз, увидев его работу, Анна была приятно удивлена, но промолчала. Во второй ответила шуткой:

— Это что у нас тут за вторая хозяйка появилась? Так будет, мне ничего не останется делать. — И, загремев чугунками на печи: — Что ж ты там спрятался? А с нами вечерять кто будет?

Сначала Егор отказывался. Он питался отдельно и мало, считая себя здесь лишним:

— Одыбаюсь — отблагодарю.

— Ох уж ты, смотри-ка, объел! — сердилась Анна. — Пару картошин за две недели проглотил и говорит, что обуза. Да какая ж ты обуза? А ну как бы мой Ефим на твоем месте очутился, ты бы как поступил?

— Понятное дело, принял бы без разговоров, — угрюмо отвечал Егор.

— Тогда чего тут сторониться? — топнула ногой: — А ну быстро за стол! И чтоб мне больше таких разговоров в помине не было! Чтобы всегда с нами был и ел, как надо, а не втихаря, как воробей.

— Ишь ты, какая боевая! — удивляясь, покачал головой Егор, однако перечить не смел. С тех пор стали есть вместе.

В воскресные и праздничные дни в зимнее время на прииске законные выходные. Чтобы дать Анне как следует отдохнуть, выспаться, Егор осторожно поднимался с постели, брал одежду, уходил на улицу. Вместе с ним шел Кузька. Вдвоем они отгребали снег, носили воду, ходили на гору за дровами. Когда возвращались, Анна готовила блины или пирожки. Звали Рябовых или сами шли к ним. Вместе весело проводили время. Если кто-то из знакомых приглашал Егора в гости, тот отказывался: не любил шумных компаний. Когда была возможность выпить — выпивал, но всегда знал чур, не буянил. Уходил к себе и замолкал до утра.