Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Удержать контроль над Марокко оказалось нелегко, хотя участок, доставшийся Испании по соглашению в Альхесирасе, был небольшим, население немногочисленным, а земля — неблагодатной и бедной. Имелись и внутренние разногласия, и кровопролитная Рифская война, унесшая тысячи жизней испанцев и марокканцев. Однако в конце концов Испании удалось утвердить свою власть над этим кусочком Африки, и спустя почти двадцать пять лет после официального провозглашения протектората это была неоспоримая территория испанского Марокко, столица которого — Тетуан — не переставала расти. Сюда прибывали все новые и новые люди: военные различного уровня, служащие почты, таможни и других учреждений, финансовые инспекторы и банковские клерки, предприниматели и их жены, учителя, аптекари, юристы и продавцы, лавочники и каменщики, врачи и монахини, чистильщики обуви и буфетчики. Целые семейства, примеру которых следовали другие семьи, привлеченные высокими заработками и надеявшиеся устроить свою жизнь на новом месте, в стране с другой культурой и религией. И среди всех этих людей оказалась я. В обмен за навязанный протекторат Испания принесла в Марокко современные технические достижения, развитие здравоохранения и некоторые улучшения в ведении сельского хозяйства. И еще — школу традиционных искусств и ремесел. Все созданное испанцами для удовлетворения своих нужд служило также и местному населению: электричество, питьевая вода, школы, магазины, общественный транспорт, аптеки, больницы и железная дорога, соединившая Тетуан с Сеутой. В материальном плане Испания едва ли получила большую выгоду от Марокко, поскольку там практически отсутствовали ресурсы. Однако восставшие военные сумели использовать мавров в своих интересах, и тысячи солдат марокканской армии яростно сражались за них по другую сторону Гибралтарского пролива, на чужой гражданской войне.

Кроме этих и других сведений я получила от Феликса и нечто не менее важное — дружбу, общение и множество разнообразных идей. Некоторые из них были великолепны, другие — слишком эксцентричны, но зато благодаря им я могла от души посмеяться в конце рабочего дня. Ему не удалось убедить меня превратить ателье в экспериментальную сюрреалистическую студию, и я отказалась от его предложения нарисовать для меня эскизы моделей в шляпках в виде ботинка или телефона. Не согласилась я использовать и подвески из морских раковин, и пояски из эспарто. Однако во многом другом действительно прислушалась к Феликсу.

По его совету я изменила, например, свою речь: избавилась от вульгаризмов и простонародных выражений и старалась отныне говорить правильно и изысканно. Я начала использовать французские слова и фразы, запомнившиеся мне в Танжере, где присутствовала при долгих разговорах, в которых практически не принимала участия. Этих выражений было совсем немного, едва полдюжины, но Феликс помог мне отточить произношение и подсказал, в какой ситуации следует употреблять каждое из них. Прежде чем заколоть ткань булавками — «vous permettez?» [8] Вы позволите? ( фр. ). , закончив примерку — «voila tout» [9] Готово ( фр. ). , чтобы выразить восхищение — «tres chic» [10] Великолепно ( фр. ). . Можно было упомянуть «maisons de haute couture» [11] Дома высокой моды ( фр. ). , будто мне довелось познакомиться с их владельцами, и с видом знающего человека говорить о «gens du monde» [12] О светских людях ( фр. ). . Все, что я предлагала своим клиенткам, было «а la francaise» [13] На французский манер ( фр. ). , и ко всем ним мне следовало обращаться «madame». С испанскими клиентками я могла упоминать мадридские дома, где мне приходилось бывать, доставляя заказы, — называть имена и титулы, легко и непринужденно, будто невзначай. Мол, этот костюм основан на той модели, которую я пару лет назад сшила маркизе де Пуга для праздника в поло-клубе Пуэрто-де-Йерро, а из точно такой ткани был сшит наряд для первого выхода в свет старшей дочери графов дель Энсинар.

По указанию Феликса я также заказала себе на дверь позолоченную табличку с надписью «У Сирах. Ателье высокой моды», а также целую коробку карточек цвета слоновой кости с названием и адресом моего салона. Это название придумал Феликс: именно так, по его словам, назывались лучшие современные дома моды. Букву «х» на конце моего имени тоже добавил он, заявив, что это придаст ателье аромат космополитизма. Я согласилась на эту игру — в конце концов, эта маленькая folie de grandeur [14] Мания величия ( фр. ). не приносила вреда. Я начала следовать советам Феликса и вскоре почувствовала, что наконец освобождаюсь от прошлого. Для этого не требовалось даже прилагать особых усилий: продуманный образ, хорошо отрепетированные слова и движения, несколько искусных штрихов — и моя новая биография стала создаваться сама собой.

Для своих изысканных клиенток я была дочерью разорившегося миллионера и невестой аристократа — красавца и искателя приключений. Нам довелось пожить в разных странах, а в последнее время пришлось закрыть наши ателье в Мадриде из-за неспокойной политической обстановки. Мой жених временно перебрался в Аргентину, где руководил преуспевающей компанией, а я решила дожидаться его возвращения в столице протектората, поскольку здешний климат благоприятен для моего слабого здоровья. Я привыкла к активной и насыщенной жизни, и мне было невыносимо сидеть без дела, потому я и решила открыть небольшое ателье в Тетуане. Главным образом для развлечения. Именно поэтому я не выставляла за свою работу астрономические счета и бралась за любые заказы.

Я никогда не опровергала представления, сложившиеся обо мне благодаря загадочному образу, созданному с помощью моего друга Феликса. Однако в то же время избегала говорить о себе что-то конкретное, ограничиваясь намеками и туманными фразами, которые и порождали домыслы, вызывая интерес к моей персоне и привлекая новых клиенток. Видели бы меня модистки, работавшие со мной в ателье доньи Мануэлы! И мои соседки с Пласа-де-ла-Паха! Видела бы меня мама! Мама. Я старалась думать о ней как можно меньше, но мысли все равно не оставляли меня в покое. Я знала, что она сильная, решительная и умеет бороться. Но все равно очень беспокоилась за нее, не представляя, что с ней и как удается выживать в эти времена без поддержки и средств к существованию. Мне безумно хотелось передать ей весточку, сообщить, что я осталась одна и снова занимаюсь шитьем. Я узнавала новости по радио, и каждое утро Джамиля покупала мне в киоске «Алькарас» местную газету «Гасета-де-Африка». «Второй триумфальный год под эгидой Франко» — гласили заголовки. Хотя все доходившие до нас известия тщательно просеивались новой властью, я была более или менее в курсе происходившего в Мадриде. Но связь с мамой установить не удавалось. Как я скучала, сколько бы отдала за то, чтобы жить с ней в этом чужом солнечном городе, работать вместе в ателье, есть приготовленные ею блюда и слушать ее всегда меткие суждения! Но Долорес не было рядом со мной, я оставалась одна, вынужденная находиться среди незнакомых людей, не имея возможности вернуться домой и борясь за свое существование, скрывая под маской прошлое, чтобы никто не догадался о моем разбитом сердце и сомнительном происхождении денег, на которые было открыто мое ателье.