Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

Комлев подошел к блюстителям порядка в Лилонгве, которые уже примеривались надеть наручники на свою жертву. Они хмуро уставились на белого незнакомца в форме ведомства водного транспорта.

— Мвами (господин), они хотят меня увести с собой, а мне нужно быть на судне к четырем часам, — сказал Муйико Комлеву на лулими, и тот его понял.

— У него нет документов, и мы должны его арестовать, — сказал на вполне сносном английском один из этих двоих, видимо, полицейский сержант. — В городе много бродяг и преступников. У нас приказ задерживать всех подозрительных и тех, кто без документов.

Комлев подумал, что их обоих вполне можно было бы по их физиономиям принять за преступников, не будь они в этой форме болотного цвета с портупеями и с темными фуражками на голове.

— Это Муйико с парохода «Лоала». А я старший помощник капитана.

«Еще у меня самого потребуют документы, — вдруг с опаской подумал Комлев. — Вот будет история».

Но полицейские не стали упорствовать. Они знали, что «Лоала» — это Форбс, которого все здесь знали, и он знал всех. Могут быть для них неприятности.

Муйико смотрел на Комлева как на спасителя. Попасть в кутузку было для него погибелью. Там, виноват ты или нет, держат несколько дней и отправляют на работы туда, где требуется временная рабочая сила. А деньги за это идут полицейским. Пароход в это время ушел бы в рейс без него. Вся нижняя команда знала, что теперь у них будет новый капитан. То, что он африканец, еще ни о чем не говорило. Механик сам его не выгонит, но и защищать его перед новым капитаном не будет. Побоится.

Было видно, что полицейские с явной неохотой готовились отпустить добычу, отдавать ее даром им не хотелось.

— Он должен еще заплатить штраф, — твердо сказал сержант.

— За что? — вяло поинтересовался Комлев. Он уже чувствовал, что придется заплатить отступного.

— За то, что у него нет удостоверения личности, — быстро нашелся сержант.

Муйико переводил взгляд с одного говорящего на другого, не понимая слов, но зная, что решается его судьба.

Комлев полез в карман, достал бумажку в пятьдесят пондо и протянул ее полицейскому. Тот неохотно взял ее, но продолжал держать в руке, как бы демонстрируя обиду по поводу недостаточности предложенной суммы, и Комлев прибавил еще двадцать. Полицейский хмуро кивнул Муйико в знак того, что он свободен.

— Иди теперь быстро на судно, — сказал, хоть и с запинкой, Комлев на лулими, — и не выходи пока на берег.

— Спасибо, мвами, ты меня спас сегодня, — сказал Муйико и приложил обе руки к груди.

Потом выкупленный из предстоящей неволи быстро зашагал знакомой короткой дорогой к причалу. В четыре начиналась его вахта, и он знал, что пароход должен был идти сразу к угольной базе на бункеровку.

Встреча с Мфумо в знакомом ему баре «Три семерки» длилась недолго, и Комлев ушел раньше всех. Мфумо сказал вполголоса, что завтра на рассвете он уезжает первым автобусом в Кисумо, а потом еще дальше на попутных машинах. Нанди выглядела нарядной и как-то даже угрожающе привлекательной, как подумалось Комлеву. Кажется, она даже изменила прическу, но он вообще плохо ее запомнил, когда увидел впервые, да и освещение тогда было далеко не яркое. Сейчас на ней была какая-то сверкающая и полупрозрачная блузка почти без рукавов и с глубоким вырезом, и еще, с плохо скрытым интересом, Комлев отметил, что она без лифчика. «Это она для тебя так оделась, клянусь», — шепнул ему Мфумо, когда Нанди обернулась на чей-то приветственный оклик. Комлев сделал вид, что начисто отвергает такое предположение, хотя в глубине души оно ему польстило. Он, тем не менее, пытался вспомнить изречение о слабости плоти, записывая номер ее телефона. Теперь Мфумо будет держать связь с ним только через нее. А ей будет иногда звонить, если удастся, по мобильному телефону. Комлев знал уже, что Нанди — подруга жены Мфумо и, возможно, помогает ему поддерживать с ней связь. «Надо будет попробовать у нее выведать, сколько Мфумо не доплатил в счет этого дурацкого брачного выкупа, — вдруг подумал Комлев. — Может быть, и сумма не так уж велика, и можно было бы ему помочь». Мфумо, между тем, протянул ему новенький номер журнала. «Здесь статья Нанди. Это должна быть целая серия». Нанди пожала своими светло-шоколадными плечами, как бы давая понять, что все это пустяки, но в ее глазах мерцал предательский огонек удовлетворения. «Я в кругу пишущих людей, — подумал Комлев с некоторой самоиронией. — А Нанди еще и обольстительница». В баре было довольно людно, но они сидели в укромной нише и далеко от стойки, где вечно толпился народ. В основном, все были африканцы, но мелькали изредка и белые лица. Выпив бутылку крепкого пива «гиннес», Комлев решил на этом остановиться. С ноля часов у него вахта, будет клонить в сон, а он решил не позволять себе расслабляться, тем более, что теперь он уже на законных основаниях старший помощник капитана. «Вам надо будет еще поговорить, а у меня есть дела на судне», — сказал он как можно более убедительно. До вахты ему еще оставалось часа два. Нанди плохо скрывала разочарование, а Мфумо смотрел на него с легким упреком. Видимо, для себя он уже решил, что Комлев пойдет провожать Нанди.

И вот «Лоала» впервые ушла в рейс без Форбса. Случалось, конечно, такое и раньше, когда Форбс устраивал себе короткий отпуск, но он все равно незримо присутствовал на судне, словно его ангел-хранитель или, по крайней мере, некий несменяемый куратор. Теперь же его не было совсем, а пароход продолжал безучастно и даже бодро бить по речной воде плицами колес, и рулевые в какой-то своей суровой отрешенности стояли за штурвалом. Комлев отметил, что и Оливейра, и Нкими, являясь на свою ходовую вахту, стали держаться заметно увереннее, не боясь уже капитанских замечаний или, чаще всего, молчаливого и насмешливого неодобрения своих действий (или бездействия) со стороны Форбса. Кто-нибудь колкий на язык, да еще знающий африканские присловья, язвительно бы сказал: «Когда лев уходит, гиены танцуют». Комлев не был ни тем, ни другим, поэтому он просто пришел к довольно, впрочем, банальной мысли, что чувство ответственности рождается от необходимости принимать решение, не полагаясь на чью-либо помощь и поддержку. Капитан Форбс и помогал, и поддерживал, но своей помощью как-то лишал смелости и даже ограничивал свободу действий. Даже когда его не было в тот момент на мостике, он, возможно, наблюдал, как ведут судно другие, стоя у окна своей каюты со стаканом виски в руке, позвякивая в нем ледяными кубиками. Теперь каждый знал, что уже не будет постоянного бдительного присутствия капитана на мостике во время ночных вахт. Теперь каждый из помощников капитана, не исключая и Комлева, поднимался ночью на мостик, подавляя внутри себя затаившуюся неуверенность и скрывая ее от других, прежде всего, от знающего свое дело рулевого. Так скрывают, например, неопасную болезнь, о которой не принято говорить вслух. А африканцы еще говорят: «Если старший охотник чего-то боится, он ничего не говорит тем, кто у него в подчинении».