Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

А что касается Муго, то он никогда не отказывался от возможности погулять на какой-нибудь веселой пирушке и вступить в связь с податливой женщиной. Конечно, нужны были деньги, но теперь должность капитана давала возможность их иметь в достаточном количестве.

Капитан Форбс ушел навсегда, и всем судовым «офицерам» надо было теперь обращаться к Муго по всей форме. Нкими втайне надеялся, что они как африканцы найдут какую-нибудь особую форму отношений, и даже допускал, что Муго окажется если не из его племени, то из какого-нибудь дружественного по отношению к его собственному. Но он был глубоко разочарован, выяснив, что оба они принадлежали к племенам, у которых в прошлом были не раз кровавые стычки из-за пастбищ и мест рыбной ловли. Потом за выяснение отношений, когда в ход пускаются копья, стали надолго сажать в тюрьму. Вооруженные стычки прекратились, но взаимная неприязнь и опасливое недоверие остались.

Муго в своем роскошном мундире иногда появлялся на мостике, окидывал хозяйским взглядом с его высоты весь пароход, брал в рубке бинокль и водил им по проплывающим мимо берегам, хотя как капитан он должен был, скорее, смотреть туда, куда направляется вверенное ему судно.

В первый его приход Комлев, бывший тогда на вахте, счел нужным разрушить тягостное молчание, воцарившееся на мостике с появлением Муго.

— Капитан, — обратился он к нему, — прикажите коку хоть два раза в неделю делать салат из свежих овощей.

Муго замирал в сладостной настороженности, ожидая услышать официально-почтительное «сэр». А Комлев продолжал:

— Я ему говорил не раз, но боюсь, что потребуется ваше вмешательство, сэр.

Услышав заветное и ожидаемое слово, Муго начальственно откашливался и отзывался густым, пивным голосом:

— Мистер Комли, я этим займусь. А вы без всяких колебаний докладывайте мне, если кто-то не выполняет ваших распоряжений.

И величественно спускался с мостика по поскрипывающему под весом его тела трапу.

У таких, как выдвиженец Муго, теперь в Бонгу была должность «государственных попечителей». В основном их назначали на предприятия, фермы, в магазины, где владельцем был не гражданин страны или же тот, кто был им, но по своему происхождению являлся европейцем или азиатом. Вначале предполагалось, что «Лоала» будет продолжать плавать с Форбсом в качестве фактического капитана, хотя он и будет формально подчиняться Муго. Но Форбс об этом и слышать не хотел и высказал свой отказ в виде ряда крепких выражений. А министру транспорта Китиги обо всем этом, конечно, докладывали, сама же идея этих «попечителей» родилась в недрах президентских кабинетов, и он был к ней непричастен. Он был неглуп и понимал, что вознесся лишь благодаря личному знакомству с президентом и тому, что в ранней юности они принадлежали к одной и той же возрастной группе и проходили обряд посвящения и даже подвергались обрезанию по законам их племени, хотя оба они были крещены при местной англиканской миссии. Китиги знал, что в Бонгу никому не удавалось особенно долго задержаться у власти на самом ее верху, следовательно, и его пост мог освободиться моментально. В президентском дворце могли только завидовать политическому долгожительству Ньерере в Танзании, Каунде в Замбии или Мобуту в Заире, который снова стал теперь Конго, когда самому Мобуту-Сесе-Секо пришел конец. Что на самом деле происходит в стране, никто никогда не знает. Ведь о крысах узнают, когда загорается житница, а камни на дне реки видны, когда она обмелеет. С капитаном Форбсом он был хорошо знаком и жалел о том, что его вынудили продать «Лоалу», но вступиться за него он не посмел. Хоть у обезьяны и длинный хвост, она боится, что прижмут его кончик. Никому не хочется терять свое. Разве слепой забудет о своей палке? Этот Муго, конечно, ничтожество и никакой не капитан. Китиги надеялся, что на пароходе остались умеющие им управлять, и они не позволят его посадить на мель или утопить. Например, этот молодой русский. Его зовут, кажется, Комлев. Надо бы побывать когда-нибудь на «Лоале» с министерским визитом.

Приятно было помыться в душе после тяжелой вахты к кочегарке. В этот раз Муйико с напарником два раза пришлось чистить топки. Много было шлака, видимо, плохой на этот раз загрузили в бункер уголь. Последним чистил Муйико. Раскаленный шлак со стуком падал на железный пол, когда Муйико длинным гребком вываливал его из топки. Его напарник Симанго поливал его в это время из шланга, он злобно шипел, и пахло тухлыми яйцами. После вахты Симанго помылся раньше, а потом в душ вошли Муйико и молодой угольщик Нсимби, который на тележке подвозил уголь из бункера, а на стоянках он вообще был свободен. Сейчас он наскоро помылся и убежал. Наверное, где-то опять играет в карты. Муйико себе этого не позволял. У него есть цель: собрать деньги, чтобы уплатить выкуп за Млинди, дочь деревенского кузнеца. Правда, он был согласен подождать с полной выплатой, но Муйико сам этого не захотел. Жениться в долг — это все равно, что жить в чужом доме и знать, что тебя там держат из милости. Тепловатая вода била тугими струями, и Муйико медлил покидать душ. Ему многое нравилось на пароходе. Он спит здесь на мягкой постели, а дома у них принято было спать на полу хижины, подстелив циновку из жесткой травы, и под голову клали деревянный брусок с углублением для затылка. В холодные ночи — а у них на горных склонах часто бывает холодно — в особом закутке держали маленьких козлят и ягнят, а очаг иногда горел всю ночь. Тот, кто просыпался, подкладывал в него припасенные с вечера сучья. Дым поднимался вверх и медленно выходил сквозь черную от копоти кровлю. А здесь на реке всегда, кажется, тепло, временами даже жарко. Кормят здесь три раза в день и всегда вовремя. Правда, иногда хочется того, что он любил есть дома. Там было одно большое лакомство: крупные древесные гусеницы. Их, еще шевелящихся, обрызгивали водой, обваливали в муке и жарили в пальмовом масле. Здесь похожих на тех, что у них, гусениц (они, правда, поменьше) продают на некоторых пристанях в железных мисках, но стоят они недешево. В этих краях вообще все дороже.

Муйико вытерся полотенцем, надел одни только шорты и пошел к своему кубрику. Хороший этот белый, который тогда спас его от полиции. Он выяснил: его зовут Комли, мвами Комли. В его племени говорят: если кто-то с тобой, будь и ты с ним. Может быть, и он когда-нибудь сможет помочь мвами Комли. Ведь когда у тебя рана на спине, сам ты ее не вылечишь, и нужен кто-то другой. Что у них изменилось с тех пор, как кончилась одна власть и началась другая? Вместо белого окружного начальника у них теперь черный. Раньше повсюду требовали пропуск, а теперь вместо него удостоверение с фотоснимком, и теперь его требуют показать только в городе. Но в полицейскую кутузку сажают так же исправно, как и прежде. В их племени говорят: что старая змея укусит, что молодая — разницы в этом мало.