Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

Лимби согласно кивнула головой, повязанной зеленой косынкой. Так обе они, не сговариваясь, как бы встали на сторону Номавы.

Местный миссионер в своей повседневной рясе защитного цвета, подпоясанной бельевой веревкой, подъехал к дому Муганьи в разгар выступления старших жен. Он тоже выступил за отъезд Номавы на учебу на том основании, что она была христианкой и ей не пристало жить в языческой семье. Он вначале лелеял надежду на то, что Номава поможет миссии вернуть многоженца в ряды церковной паствы, но лучше всего было совсем исторгнуть ее из этой семьи.

— Помни, Муганья, что двери Божьего храма для тебя еще не закрыты. Господь может простить твои прегрешения. Даже вероотступничество.

Муганья понял, что помощи ему ни от кого не будет, и окончательно сдался. Молодежный союз боролся с полигамией, а уездный начальник, хоть у него, по слухам, и была еще одна жена в далекой родной деревне, должен был безоговорочно поддерживать союз. Когда Муганья на недавно купленной у англичанина автомашине отвозил Номаву на станцию, он долго смотрел вслед поезду, а потом нудно жаловался сочувствующим знакомым и не раз повторял слова о девяти коровах и о почти новом приемнике.

Шло время, сухой сезон снова сменился дождливым. Муганья перестал привозить нам молоко даже в ущерб своим финансовым интересам, считая, что такие, как мой отец, тоже причастны к тому, что жизнь в стране меняется в неприемлемую для него сторону. А Номава к нему после курсов не вернулась, хотя развода от него почему-то не требовала.»

Мфумо хотел написать о том, как мешают жить старые обычаи, и особенно чтобы досталось брачному выкупу. Но он подумал, что если рассказ напечатают, те, которые его знают, сочтут, что автора побудили к его написанию чисто личные мотивы. А идея борьбы нового со старым — это только прикрытие. Однако сейчас он думал только о том, что происходит в стране и что ее ожидает в будущем. Если установится власть командиров этой Озерной дивизии, это будет конец всем остаткам демократии и началом межплеменных войн. Мфумо сидел за своим приемником весь вечер и терпеливо обшаривал эфир, слушая все станции, передававшие хоть что-нибудь о событиях в Бонгу. И вот наконец одна заслуживающая доверия станция передала, что попытки мятежников полностью захватить столицу провалились и что в ней создан временный Совет спасения. Президент Питер Бусилизи убит в первый день мятежа вместе с несколькими министрами.

Мфумо решил рано утром пускаться в обратный путь.

Комлев стоял на улице Лутули, и его какое-то время изучали через глазок, прежде чем открылась железная дверь в стене. Высокий охранник в форме хаки, с очень темным и непроницаемым лицом, провел его в дежурную комнату. Там двое в белых рубашках и с такими же темными лицами, каких не встретишь у здешнего населения. Никто не сказал ему ни слова, и Комлев так же молча достал паспорт с вложенной в него запиской Нгора. Они внимательно прочли записку и сверили фамилию в паспорте. Их лица если и не просветлели при этом, что было бы физически невозможно, то перестали быть напряженно недоверчивыми. У одного из них появилось даже подобие улыбки. Он сказал на неплохом английском:

— Мы рады, что вы знаете Нгора и видели его сравнительно недавно. В последнее время у нас нет о нем вестей, и это нас уже тревожит.

Второй быстро глянул на напарника, и Комлев догадался, что это был старший из двоих, и теперь он давал ему понять, что в разговоре нельзя допускать личного отношения к чему бы то ни было.

Комлев кратко рассказал о себе и скромно заметил в качестве заключения:

— А всего полчаса назад я еще находился в городской тюрьме. Мы бежали из нее, когда правительственные войска пошли в наступление.

— Прежнего правительства в Бонгу уже нет, — поправил его тот, который до этого молчал. — Теперь власть у Совета спасения. Временного, чтобы быть точнее. И ему подчиняется армия.

Так Комлев узнал, кто теперь правит в Лолингве.

— Но весь город они пока еще не контролируют.

— А в чьих руках сейчас порт и причалы? — без особой надежды спросил Комлев. — Очень хочется вернуться на свой пароход.

— Мы вам предлагаем пройти сейчас в нашу столовую и поесть, — сказал тот, у которого появлялось иногда подобие улыбки, как в ненастный день может вдруг где-то в просвете между туч наметиться светлое солнечное пятно, чтобы тут же исчезнуть. — А в это время мы попытаемся навести справки.

И Комлев был тут же отведен в столовую, где перед ним поставили большую тарелку чего-то аппетитно-пахучего, состоящего из массы знакомых и совершенно неизвестных Комлеву трав и овощей, а еще из беловатого мяса. Блюдо было сдобрено перцем в разумных, по мнению Комлева, пределах, анонимность же мяса не служила препятствием к его потреблению. «Даже если это мясо крокодила, — рассудил Комлев, — или какого-нибудь здешнего удава, его вкусовые качества очевидны. И вообще кто-то правильно заметил, что не следует особенно задумываться над тем, что ешь и кого любишь».

На стенах красовались увеличенные фотографии людей с очень темными лицами, к чему Комлев уже привык, и в одежде, напоминавшей военную форму. Была еще там большая карта страны, которую Нил делил на две неравные части. Он слышал, как в соседней комнате говорили по телефону.

«У меня сегодня очень насыщенный день, — с невеселой иронией подумал Комлев. — И еще вопрос, как он закончится». Словно в ответ на его робкую попытку заглянуть в ближайшее будущее еще один обитатель дома на улице Лутули, которого Комлев еще не видел, из-за порога двери доложил ему обстановку в городе, а именно в той его части, которая интересовала Комлева:

— Сейчас идет перестрелка в районе порта и вдоль берега реки.

В его тоне звучало нечто похожее на скрытое извинение и, он пообещал:

— Мы будем держать вас в курсе событий. А когда можно будет, мы вас отвезем к причалам.

Потом к нему подошел один из тех, кто встретил его вначале в дежурной комнате. У него был вид человека, считающего своим долгом занять скучающего гостя, он поймал взгляд Комлева, брошенный на карту страны, и сказал многозначительно и даже со скорбной возвышенностью:

— Страна, которая одной из первых обрела независимость на африканском континенте, но где люди так и не обрели свободы. Нас называют мятежниками и сепаратистами только за то, что мы сопротивляемся ассимиляции, которую проводят те, кто сейчас у власти, те, у которых другой язык, религия, традиции и обычаи. Жаль, что ваша страна не проявляет интереса к нашей борьбе…

«Оружие им нужно», — догадался Комлев, думая о том, как избежать выслушивания упреков в адрес страны, паспорт которой у него сейчас в кармане. Ничего утешительного, что он мог бы сказать в ответ, в голову не приходило. Ясно, что их главное дело заключается в том, чтобы доставать это оружие и переправлять его в приграничные районы. А их самих, видимо, стараются выявить и уничтожить правительственные агенты. «Веселая у них жизнь», — мысленно посочувствовал им Комлев.