Алекс Дубас - Моя девушка уехала в Барселону, и все, что от нее осталось, – этот дурацкий рассказ [сборник]

Ну, встал этот маслопуп, дядюшка Том, подошел к моему столику, попросил разрешения присесть. Здоровый бык, мяса много, а сильный при этом, спина прямая, походка уверенная, ну прямо плакат ходячий: «Даешь физкультуру в рядах ВМС США».

Я ему: «Ситдаун, Кэп». И пальцы поднимаю: «Еще две порции». Кстати: «Еще две порции». Он мне: «Девушки у вас уж больно красивые». «Не у нас, а у них, я – из России, а девушки их прекрасны, спору нет, – говорю я ему, – да только все на одно лицо. Пусть красивое лицо, но одно на всех, понимаешь? И имена у них какие-то мужиковатые: Кирстен, Гретхен. Что по мне, так изюминки в них нет. Изюминки. Литтл грейп, понимаешь?» Этот Мартин Лютер Кинг, похоже, так и не догнал, зачем у девушки должен быть «литтл грейп», нету у них, видимо, в языке такой идиомы, но тему развивать не стал. А предложил мне купить у него зажигалку вот эту. За десять евро. Знаешь, что такое суточные, которые тебе дают, когда ты идешь на берег? Думаю, сумма во всех флотах одинаковая – прожиточный минимум комара или модели, у которой на обед листик сельдерея.

Я бы деньги ему и так дал, как моряк – моряку, но зажигалка уж больно настоящая. Ты посмотри: это гравировка фрегата. Zippo обслуживает Военно-морской флот США, делает лимитированным тиражом зажигалки для каждого корабля, так что это не Харлей-Дэвидсон какой-нибудь, а раритет. Вот только с названиями у них, конечно, туго. Ну что это: UB-97? Вот спроси его, Джима (его, кстати, выяснилось, Джимом зовут): «Ты где провел свою сознательную юность, Джим?» А он тебе в ответ: «На UB-97».

А теперь спроси о том же меня. А я тебе отвечу: «На легендарном гвардейском крейсере “Красный Кавказ”». Чувствуешь разницу? Не безликие цифры у наших кораблей, а имена собственные. Или прилагательные, как у эсминцев: «Проворный», «Настойчивый», «Хитрый». Хотя лично я «Хитрый» переименовал бы в «Хитрожопый» из-за капитана Собко, который там командиром был…

Ну, в общем, дал я ему двадцатку. И еще обмыть предложил сделку. Довольный сижу: и моряку помог, и вещь важную приобрел. Джим тоже радостный сидит, деньги выручил, каких и не ожидал. Я ему рассказал, что тоже флотский, что еще недавно служил на краснознаменном Черноморском флоте. Он мне – о том, что командой верховодит вот уже пять лет, поскольку боцман. Рассказывал, что только что из Персидского залива. Что их фрегат участвовал в операции «Буря в пустыне». Первая персидская, если помнишь. Что вот сейчас отдых у них в дружественной стране. Реальный мужик, в общем. Так и говорили мы с ним часа два.

Краем глаза смотрю, его ребята уже местных Гертруд тискают, пивом заливаются, а Джим все со мной трет. И правильно, когда двум морякам есть о чем поговорить, ничто не важно. Вот скажи мне, что тебе днем светит? Правильно, солнце, а ночью – луна. А у моряков есть еще два светила – зеленые и красные огни на мачтах. И вот эти огни порой важнее всего, ты молишься на них, потому что в них твое спасение. Ты думаешь, что-то изменилось за все эти века, что прошли со времен галер? Я тебя умоляю. Море – это по-прежнему суровая, а для таких непонимающих, как ты, дружище, еще и вражеская стихия. На море то же самое, что и на суше, только с той разницей, что с борта видно все немного ясней. И мало ты встретишь моряков, кто проживает эту жизнь в погоне за дорогими женщинами или новыми «Лексусами».

Там все честно, без всех этих мерехлюндий. Если счастье, то счастье. Если хорошо, то хорошо, без «но». А если подлость, то она подлость и есть. Я нигде больше не встречал такого мерзкого использования животных, как на флоте. Ты вот думаешь: пограничник и его пес Алый прям друзья навек и вместе радостно стоят на страже родины? Ага. Ты сюда послушай, я тебе лучше всякого канала «Дискавери» расскажу.

Про боевых дельфинов слышал? С ними специальные люди работают, дрессировщики, не чета твоему дедушке Дурову на пару с Куклачевым. Дельфину на нос крепится титановый намордник, острый, как язык у писателя Уайльда. Или, чтоб тебе понятней было, как самурайский меч. Такой острый, что пробивает дно шлюпки с одного удара. А про боевых пловцов слышал? Эти ребята стоят батальона. Потому как могут подплыть вдвоем незаметно и поставить мины на вражеский корабль. И двое, таким образом, могут уничтожить тысячу человек. Плюс боевую единицу. И знаешь, как с ними бороться можно? С помощью других боевых пловцов, которые вставляют свои загубники и патрулируют акваторию по два часа, осматривая днища своих кораблей. Вахту несут. А когда вода холодная, боевых флипперов выпускают. Вот они и плавают, остроносые, а как аквалангиста увидят – инстинкту своему подчиняются. Они же друзья человека, вот и выталкивают его носом на поверхность, пропарывая ему живот. Хотя искренне думают, что спасают. А ты говоришь: цинизм.

У меня по первому году службы наряды были – чистить дельфиньи вольеры в Севастопольском равелине. Рыбой их кормлю, себе и ребятам тоже пару рыбешек из дельфиньего обеда под тельняшкой шхерю, а сам думаю: «Человек – это звучит гордо, бл***». А в глазах у них слезы, веришь – нет? И у меня тоже. Так и плакали вместе под крымским солнцем.

А у Джима у этого в Америке морских котиков вместо дельфинов используют.

Ладно, продолжу. Короче, Джим поднабрался уже и говорит: «Хочу тост сказать. Выпить за нас с тобой». Взяли мы бокалы в руки. Джим встал. Я тоже. Чувствую, что-то важное будет говорить, от сердца. Надо уважить.

– Какая интересная жизнь, – говорит Джим. – Вот еще несколько лет назад мы с тобой были врагами. Смотрели друг на друга в перископы. И в случае чего, не дрогнув ни на секунду, стали бы друг в друга стрелять, пускать торпеды и сбрасывать бомбы.

– Верно говоришь.

– А теперь вот мы с тобой спокойно сидим и выпиваем. И нам – хорошо. И в этом есть правда. Похоже, старина, мир все-таки меняется. И меняется в лучшую сторону. Я хочу за это выпить.

Мы чокнулись, выпили, довольные друг другом и вообще дивным вечером. А Джим продолжает:

– И все бы хорошо, если бы не два ублюдка, которые мешают нам жить.

Смотрю, глаза у него – серьезные, как у докторов в кино, когда они говорят о том, что сделали все, что смогли. Боцман Джим аж побелел весь и стал вроде как не негром, а мулатом. Ну, думаю, напился, сейчас про обидчиков своих рассказывать будет. Про офицеров-сук.

– Кто же они? – спрашиваю.

– Муаммар Каддафи и Саддам Хусейн.

Я аж поперхнулся. Это было очень искренне. Джим действительно считал этих парней злейшими врагами. Мира вообще, Америки во вторую очередь и своими персональными в частности.

И вот тогда, старичок, я вспомнил нашего вечно угашенного замполита Горбухина с его политинформацией об американской военщине. Он сам с собой разговаривал на этих политчасах, понимаешь? Как робот. Вспомнил эти стенгазеты с капиталистом в цилиндре на бомбе. «Флаг Родины», газету нашу про матроса, который метко выстрелил на учениях, про помощь Бангладеш и Гватемале. И руки прочь от Гондураса. И доктор Хайдер голодает. И свободу Леонарду Пелтиеру. Дети! Просто дети! Щенки.