Владимир Прудков - Дoрoгoй дaльнeю

— Куда? — остановил он.

— К дочери. К Елене Ходорковой, — разъяснил Иван, смекнув, что охрану, про которую говорила дочь, уже наняли.

— С какой целью?

— Так ведь деньги привез, вам на зарплату… Че-то я не пойму, в каком ты звании, служивый. И вообще что у вас за род войск?

— Из казачьей бригады мы.

— Понятно. А ты атамана Борздуна, Александра Исаевича знаешь?

— Не слышал, — подумав, ответил казак.

— Ну да, он же в другом округе, — кивнул Иван.

Поднявшись на третий этаж, постучал в знакомую дверь. Вообще-то дочь не очень радовалась, когда к ней приезжали родители. Стеснялась, видимо. Она выглянула, но в комнату не пустила. «Там, девочки». Хорошо, что не мальчики. Да, впрочем, он и сам не желал заходить. Надо было поспешать.

Беседовали в обшарпанном коридоре. На стене накарябано: «Забудь надежду всяк сюда входящий». Про что это? Про какую надежду? Сомневаются, что устроятся на работу по специальности? У дочери он спрашивать не стал, чтобы не нервировать. Мясо она приняла с гримасой недоверчивости. Уж не думает ли, что заражено сальмонеллезом? Были такие случаи. Заверил, что проверено в лаборатории. Для торговли, собственно, и не понадобилась проверка. Так хоть для родной дочери кстати пришлась.

Отдал прямо с сумкой, но потом, спохватившись, вытащил заимствованные у соседа нож и безмен. Лезвие ножа завернул в носовой платок и сунул в тот карман куртки, который был с прорехой, а безмен в другой — в целый. После чего передал дочери самое главное — деньги, причем, выбрал бумажки самого крупного достоинства.

Лена приняла без комментариев.

И, опять заторопившись, поехал в другой конец города — на автовокзал. На автобус он, к несчастью, опоздал. Через три часа еще один в их сторону шел, дальнего следования, который не сворачивал с главной магистрали. Три километра пешком придется топать. Ну да ладно, ему не в первой.

В самом автовокзале было людно, шумно, и он вышел наружу. Рядом со зданием вокзала недавно построили большущий супермаркет, туда и потопал. Здесь народу толкалось мало. Больше продавцов, чем покупателей. Иван поглазел на стиральные машины, газовые плиты и прочую импортную утварь. Телевизоры уставлены на всю стену, до потолка. На экранах одновременно полсотни Филиппов Киркоровых. А звук выключен. Стараются Филиппы, надрываются, чтобы произвести впечатление, а сами — безмолвные. И почему-то от этого смешные. Знал бы Филипп, как его нехорошо используют, наверно, в суд подал бы. В зале цифровой техники целый ряд компьютеров. Младшая дочь уже много раз запрашивала. Говорит, без этой штуки никак нельзя. И старшая, поддержав младшую, подтвердила: да, для серьезной учебы — необходим.

— Интересуетесь? Что-то подсказать? — подкатил к нему одетый с иголочки консультант-продавец, изнывавший от безделья.

— Да вот, подсчитываю, сколько свиней надо пустить под нож, чтоб купить эту игрушку, — пояснил Иван.

Консультант поскучнел и отошел, не стал принимать участие в подсчетах. А мог бы и подключить к этому делу один из своих умных аппаратов. Поди, пробки от перегрузки не перегорели бы. А так — Иван запарился подсчитывать и вышел из магазина.

На улице смеркалось. Напротив, через проспект, призывно мерцала реклама ресторана «А зори здесь тихие». Хм, интересно, при чем тут зори? Этот вопрос колом встал в голове. Наверно, посетители до утра сидят. Восход солнца встречают. Иван припомнил, что один мужик из их деревни заглядывал в этот ресторан и рассказывал удивительное. Будто бы выступают тут цыгане с дрессированными медведями и вместо швейцара тоже медведь. Иван не поверил. Так еще дрессировать не научились. Но присутствующий при разговоре Пашка Тютюнник, разнорабочий с молочной фермы, поддержал рассказчика: «Я, дескать, не профессиональный дрессировщик, и то приучил свою кобылу ржать, когда бригадир подъезжает». Ну, Пашка вообще-то мастер заливать. Хотя, вполне возможно. Может, и медведи уже швейцарами работают. Жизнь пошла занятная, как в цирке. Кругом жонглеры, режиссеры, дрессировщики.

«Зайти, что ль, поглядеть на медведя-швейцара?» — прикинул Иван, а ноги уже сами вели к подземному переходу. Отдал рубль какой-то нищей бабке. А дальше мужик сидит, в синих очках, молотит под слепого.

— Ты, мужик, не придуряешься?

Тот помотал головой: нет. Иван и ему дал рубль. «Ладно, — решил по ходу. — Зайду на экскурсию». Дорого, конечно, но плевать. Надо расслабиться, снять напряжение. Жрать он не собирается. Ну там какой-нибудь простенький салатик закажет. И стакан водки хряпнуть. Конечно, можно поискать поблизости дешевую забегаловку. Но прямо какое-то отвращение к экономии. Вся эта экономия, подсчет копеек, латание дыр — так все обрыдло. Плевать на деньги. Как пришли, так и уйдут.

А еще не вовремя припомнил он, что их директор, Петрович, тоже в городе «оторвался». Попал в какое-то казино или черт его дери куда, и просадил весь кредит, который взял в банке для колхоза. И ничего. Как с гуся вода. По пьяне про его подвиги поведал тот же Костя. Любит, говорит, наш Петрович на «зеро» ставить, а еще пуще на «ва-банк» идти. Все директорские тайны выдал. И он, Иван, сейчас оторвется. Главное сделал: дочь удовлетворил в финансовых запросах.

Взошел на парапет, вломился в первые попавшиеся двери и спросил у сидевшей за барьерчиком милой женщины:

— Ну и где тут у вас медведи?

— Три дня назад съехали, — ответила та. — Агитационную работу закончили, теперь в парламенте заседают.

— Да? — удивился он. — А я слышал, они швейцарами у вас работают.

— Может, вам ресторан нужен? — с улыбкой спросила дежурная. — Тогда выйдите и войдите в следующие двери. А здесь — гостиница.

Иван прошел по парапету, увидел через большое стекло сидящих в зале людей и вошел в ресторан. С разочарованием узрел на месте «медведя» обыкновенного дядьку, пусть сутуловатого, действительно похожего на топтыгина, но вполне из себя человека.

— Здрасьте! — сунул ему червонец. — Сто грамм у вас тут можно выпить?

Швейцар в прищур посмотрел на бумажку, взял двумя пальцами в перчатке и кивнул: «Проходи». Иван снял куртку и гардеробщице еще отдал червонец. Можно было и не давать. Но раз этому амбалу сунул, пожилой женщине грех не подать. Причесался у зеркала, оглядел себя критически и остался доволен. Собираясь в город, он надел новый, еще ни разу не надеванный свитерок, который на день рождения подарила Лена (разумеется, на его же деньги). Джинсы были, как у молодых, с карманами и заклепками. Ну, туфли, конечно, не чищены. Да пойдет. На груди, на новом свитере, красовался портрет какого-то бородатого разбойника. Теперь-то он знает, кто это. Но тогда еще не знал.