Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

Ну, а вдруг в их с Бруно тайну так никто и не проникнет? У него бывали еще минуты, когда ужас перед содеянным сочетался с абсолютной беспечностью, когда он чувствовал, что их тайну хранит какое-то нерушимое заклятье. Может быть, думалось ему, он и не боится Джерарда или полиции только потому, что верит в нерушимость тайны. Если до сих пор, при всей их осторожности, после всех намеков Бруно никто не догадался — не значит ли это, что существует особая сила, делающая тайну непроницаемой?

Энн уснула. Гай посмотрел на мягкий изгиб ее лба, отливающего серебром в свете пламени. Потом нагнулся и поцеловал ее — нежно, чтобы не разбудить. Щемящая боль нашла выход в словах: «Я прощаю тебя». Гай хотел, чтобы Энн произнесла их — Энн, и никто другой.

Перед внутренним его взором чаша весов, несущая вину, безнадежно приникла к земле, так что нельзя было даже измерить отягощающий ее вес, но на другую чашу он упорно клал столь же безнадежно легкую, невесомую, как пушинка, мысль о самозащите. Он совершил преступление в целях самозащиты, рассуждал Гай. Но все никак не мог до конца убедиться в этом. Если поверить, что в душе у него — полная мера зла, должно поверить также и в естественное стремление дать этому злу какой-то выход. Время от времени Гай спрашивал себя, а не получил ли он, убивая, определенного удовольствия, какого-то первобытного, исконного удовлетворения — чем иным объяснить, что человечество не только до сих пор терпит войны, но и встречает их с энтузиазмом, как не тем, что всякое убийство таит в себе первозданную сладость? И, задаваясь этим вопросом слишком часто, Гай, наконец, пришел к выводу, что так оно и было.

Окружной прокурор Фил Хоуленд, подтянутый и сухопарый, четкий во всех своих проявлениях, в отличие от расплывчатого Джерарда, снисходительно улыбался сквозь сигаретный дым.

— Почему бы вам не оставить парня в покое? Вначале, уверяю вас, мы подошли к вопросу серьезно. И прочесали всех его друзей. Там не за что зацепиться, Джерард. Не можете же вы арестовать человека за его характер.

Джерард закинул ногу на ногу и позволил себе изобразить почтительную улыбку. Пробил его час. И удовлетворение усугублялось еще тем, что вот так он улыбался и во время других, не столь торжественных визитов к прокурору.

Кончиками пальцев Хоуленд придвинул машинописный лист к краю стола.

— Тут еще двенадцать имен, если вам это интересно. Список друзей покойного мистера Сэмюэла, который нам предоставили страховые компании, — невозмутимо, даже со скукой проговорил Хоуленд, и Джерард знал, что в данный момент скука эта усиленно подчеркивается: в распоряжении окружного прокурора — сотни сотрудников, и он может сплести сеть куда гуще, чем любой сыщик, и закинуть ее гораздо дальше.

— Можете его порвать, — сказал Джерард.

Хоуленд улыбнулся, чтобы скрыть изумление, но его большие темные глаза зажглись любопытством.

— Полагаю, вы его вычислили. Это Чарльз Бруно, конечно.

— Конечно. Только за ним другое убийство.

— Одно? Вы всегда говорили, что он способен на четыре или пять.

— Никогда я такого не говорил, — спокойно возразил Джерард. Он разворачивал на коленях какие-то бумаги, сложенные вчетверо, наподобие писем.

— Так кто же?

— Любопытно, да? Будто сами не знаете? — Джерард улыбался, не выпуская сигары изо рта. Он придвинул к себе поближе свободный стул и разложил по сиденью свои бумаги. Как бы много их ни было, он никогда ничего не клал на стол Хоуленда, и тот уже не трудился предлагать. Хоуленд не любил его и как человека, и как профессионала, и Джерард это знал. Хоуленд утверждал, что Джерард не желает сотрудничать с полицией. Но это полиция никогда не желала сотрудничать с ним, напротив, чинила препятствия, и тем не менее за последние десять лет Джерард раскрыл впечатляющее количество дел, которые полиции оказались не по зубам.

Хоуленд поднялся и, пружиня на длинных, худых ногах, не спеша направился к Джерарду и встал перед ним, опершись о край стола.

— Но проливает ли это какой-нибудь свет на наше дело?

— Беда полиции в том, что у нее одномерный способ мышления, — объявил Джерард. — А это дело, как и многие другие, протекает в двух измерениях. Его просто нельзя решить, если мыслить одномерно.

— Кого, когда? — вздохнул Хоуленд.

— Слышали про Гая Хейнса?

— Разумеется. Мы допрашивали его на прошлой неделе.

— Его жену. Одиннадцатого июня прошлого года в Меткалфе. Штат Техас. Она была задушена, помните? Полиции так и не удалось найти убийцу.

— Это Чарльз Бруно? — Хоуленд нахмурился.

— А вы знаете, что Чарльз Бруно и Гай Хейнс оказались в одном и том же поезде, который следовал на Юг первого июня? За десять дней до убийства жены Хейнса. Ну-ка, какой бы вы сделали вывод?

— Вы имеете в виду, что они были знакомы до июня прошлого года?

— Нет, я имею в виду, что они встретились в поезде. Теперь вы можете составить картину? Я вам дал недостающее звено.

Окружной прокурор слабо улыбнулся.

— Вы утверждаете, что Чарльз Бруно убил жену Гая Хейнса?

— Да, утверждаю. — Джерард кончил выкладывать бумаги и поднял глаза. — Следующий вопрос: какие у меня доказательства? Вот они. Все, что душе угодно. — Он указал на бумаги, пасьянсом разложенные на стуле. — Начинайте с нижнего ряда.

Пока Хоуленд читал, Джерард налил себе воды из бака, стоявшего в углу, и прикурил вторую сигару от первой. Последние показания — от таксиста, возившего Чарльза в Меткалф, пришли сегодня утром. Он не успел даже выпить за это, но, выйдя от Хоуленда, непременно пропустит три-четыре стаканчика в сидячем вагоне поезда, следующего в Айову.

Бумаги, которые он раскладывал, были собственноручными показаниями: коридорных отеля «Ла Фонда», некоего Эдварда Уилсона, который видел, как Чарльз уезжал из Санта-Фе на поезде восточного направления в день убийства Мириам Хейнс; шофера такси, который привез Чарльза в увеселительный парк «Царство веселья» на озере Меткалф; бармена в придорожном заведении, где Чарльз пытался достать спиртное, и, наконец, счетами за междугородные переговоры с Меткалфом.

— Не сомневаюсь, впрочем, что вам все это уже известно, — заметил Джерард.

— Большей частью — да, — спокойно отозвался Хоуленд, не прерывая чтения.

— Вы знали, что он провел сутки в Меткалфе как раз в тот день, да? — спросил Джерард без сарказма, так как был в слишком хорошем расположении духа. — Этого таксиста было очень трудно найти. Пришлось его выследить до самого Сиэттла: но стоило его отыскать, как он тут же все выложил. Такого, как Чарльз Бруно, люди не забывают.

— Значит, вы утверждаете, что Чарльз Бруно так любит насилие, — насмешливо заметил Хоуленд, — что убивает жену человека, которого встретил в поезде за неделю до этого? Совершенно незнакомую женщину? Или он знал ее?