Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

Я посмотрела на часы. Прошло три минуты. Надо рискнуть. Я взяла чистый дискет из коробки и вставила его в дисковод. Затем дала команду скопировать на него все файлы из регистрации подсправочника.

«Общая неисправность запуска записи А» — ответил компьютер.

— А ну, голубчик, что тут не так? — прошептала я. Я вынула дискет и повертела в руке. Нормальный пустой дискет. О, конечно! Сначала надо задать формат! Я еще забываю простейшие вещи. Я впихнула дискет обратно и дала команду «формат». Компьютер заработал. Сколько будет определяться формат записи? Не больше двух минут. Компьютер отсчитывал секторы, по мере того как им задавался формат. — Давай, голубчик, — снова прошептала я. Наконец формат был задан. Уже миновало семь минут, как ушел Али. Не хватает времени, подумала я в отчаянии. Я его просто просвистела. Хорош шпион!

Сколько уходит на то, чтобы принести книгу из библиотеки? Пять минут туда. Пять обратно. Еще несколько минут, чтобы найти то, что тебе нужно. Можно и подзадержаться, с кем-нибудь поболтать. Время еще было. Нельзя упустить единственный шанс.

Я снова набрала команду «копия». На сей раз, словно из сострадания, сработало. Прошла еще минута, затем две. Сколько еще понадобится? Это зависело от длины файлов, которые я копировала. Мне не пришло в голову для начала проверить их длину. Еще одна ошибка. Ломая руки, я, как чокнутая, ходила по комнате. Я не оставила себе никакой лазейки. Никакого выхода. Сейчас вернется Али. И что дальше?

Тому, что я делала, не было ни одного мало-мальски приемлемого объяснения. Во всяком случае, ни одного из тех, что в тот момент могли бы прийти мне в голову. Если бы он вошел, когда я только задавала формат дискету, я бы еще выкрутилась. «Ах, Али, я только что вспомнила, что мне нужно кое-что написать для завтрашних занятий. Я позаимствовала у тебя свободный дискет, как раз задаю ему формат. Надеюсь, не возражаешь…» Может, немного странно, но сошло бы за чистую монету. Однако как объяснить, почему я снимаю копии с файлов… Что он сделает со мной, если застанет за этим занятием? Я гнала мысли прочь. Если ты такая нервная, лучше не становись шпионом.

Снятие копии шло уже три минуты. Это было как вечность. Должно быть, файлы были очень длинные. Может, Али не заметит, когда войдет, что на компьютере идет копирование, подумала я. Нужно только не подпускать его к компьютеру. Отвлечь, увлечь разговором, а затем под каким-нибудь предлогом выпроводить из комнаты. Когда он выйдет, я очищу экран и выну дискет. Дело нескольких секунд.

Вышагивая по комнате, я увидела в зеркале свое отражение. Лицо красное, глаза круглые от страха. Ну и видок у тебя, как у затравленной, сказала я себе. Не вид, а черт те что. И ни на какой разговор, тем паче увлекательный, ты сейчас не способна.

Копируя файлы на дискет, компьютер шумел. Не очень громко, но вполне узнаваемо. Дисковод во время работы издает скрипучий, царапающий звук. Ни с каким другим его не спутаешь. Али, конечно, сразу же обратит на это внимание. Я подошла к стереоустановке и поставила кассету. О, добрый хард рок. Я увеличила громкость, чтобы заглушить работу дисковода, и стала раздеваться. Что мне еще было делать? Единственное мое оружие. Голая, я легла на постель, прямо поверх шелкового покрывала. Меня слегка колотило, но не от холода, а скорее от страха. Если я с этим справлюсь, подумала я, то справлюсь с чем угодно.

Я пересилила желание встать и посмотреть, не кончилось ли копирование. Если Али меня застанет колдующей над компьютером даже абсолютно без ничего, это уже не поможет. Я лежала, полуприкрыв глаза, стараясь ровно дышать. Ровно через тринадцать минут после его ухода в двери повернулся ключ и вошел Али с двумя книгами под мышкой. Увидев меня, он широко раскрыл глаза. Затем медленно улыбнулся, положил книги на полку и стал расстегивать рубашку.

— Голая и ждет меня, — усмехнулся он. — Знакомый почерк.

Он произнес те же самые слова, которыми пытался объяснить, почему изнасиловал меня в сауне. Я увидела, что воспоминание об этом отразилось в его глазах, что он смакует его, не скрывая своего удовольствия. Это его ничему не научило, подумала я сердито, у него нет ни стыда, ни совести. Но чему он должен был научиться? Он изнасиловал меня, а я пришла умолять о продолжении отношений. Конечно, хуже некуда, с точки зрения перспектив феминизма. Не обращай внимания, сказала я себе. Удел одних — виноватиться по любому поводу, удел других — сражаться до конца. Я сражаюсь за Израиль. Пусть феминизм поищет себе кого-нибудь другого.

Я улыбнулась Али, огладила себя сверху вниз руками и выгнула спину. Уже голый, он лег на меня сверху и рывком погрузился в меня безо всяких приготовлений. Да в них и не было нужды. Я приняла его с тихим стоном жажды. Секс и опасность. Ничто не сравнится с таким раскладом. Обморочный спуск с катальной горки. Бездыханные высоты и головокружительные падения.

А потом я лежала в объятиях Али. Я не могла позволить себе расслабиться, поплыть одной в дрему. Ситуация была не из простеньких. Нет ничего неразрешимого, сказал в моей голове мерзкий голос. Конечно, самое лучшее, если бы Али встал и пошел в душевую. Но увы. Он не подавал никаких признаков, что собирается куда-нибудь выходить. Он лежал с закрытыми глазами, его черные длинные ресницы загибались вверх, а по губам бродила легкая улыбка.

Было ясней ясного, что наступило время для операции Б.

— Как пить хочется, — сказала я со вздохом.

— Ммм… — промычал Али, не открывая глаз.

— Умираю по стакану апельсинового сока. Помнишь, ты покупал вечером. У тебя еще осталось?

— Угу, осталось, — сказал Али. — Да, глотнуть апельсинового соку — это то, что надо. — Но он не пошевелился, даже глаз не открыл.

Я с трудом сдержала желание выпихнуть его ногой из постели и вместо этого сказала:

— Так, может, ты принесешь нам?

Али скатился с меня и растянулся на спине.

— Что я слышу, женщина? — возмутился он. — Я что тебе, слуга? Это ты мне принеси апельсиновый сок! Он в холодильнике, в телевизионной комнате.

Я едва не зарычала. Казалось бы, чего проще — принести.

— Я не знаю, какой из них твой, — сказала я.

— Там только один. Мы покупаем по очереди, — неумолимо сказал он.

— Али, мне ужасно жаль. Я бы с радостью поухаживала за тобой. Но я не могу туда выйти.

— Куда выйти?

— В телевизионную. Там парии болтаются, телевизор смотрят. Им стоит только взглянуть на меня, и сразу станет понятно, чем мы тут занимались. Мне будет жутко неловко.

— Чего? Ты почти каждый вечер здесь. Я еще понимаю, когда ты не хочешь, чтобы тебя видели утром. Но сейчас-то почти все сидят за учебниками.

— Али, у меня что, такой вид, будто я сижу за учебником?