Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

— Что я должна написать в записке?

— Сообщите ей о себе, последние новости. Только не забывайте, что служба безопасности может прочесть личную корреспонденцию. Напишите, что вы тоже бросили Колумбию. Что вышли замуж за саудовца и теперь живете в Рияде. Что проходите компьютерный курс в Университете короля Сауда. Не хочет ли Надя вести переписку через компьютер? Затем дайте адрес вашего узла Интерсети и все прочие необходимые инструкции для связи с вами по этой сети. Вот и все. От нас вы затем быстро получите компьютерный ответ, где будет для вас адрес узла Интерсети в Бейруте. Вопросы есть?

— Нет, — сказала я, — кажется, все довольно просто.

Мы покончили с ужином и сидели, пили кофе. После некоторой паузы мистер Авриль сказал:

— Я обязан дать вам обычные инструкции. Вы должны держать с нами связь только через компьютер. И ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае не используйте какие-то другие способы связи. Не пишите мне сюда, не звоните по телефону. Иностранцы в Саудовской Аравии обычно находятся под наблюдением службы безопасности. Может, это не относится к женам граждан этой страны, но вам следует вести себя так, будто за вами наблюдают. Считайте, что вашу почту вскрывают, а ваш телефон подслушивают. Считайте, что куда бы вы ни шли, за вами слежка. Помните, что тот, с кем вы познакомитесь, возможно, работает на секретную полицию.

— Я бы так считала и без инструкций, — ответила я. — В России именно так всегда и было. Я нахожу это вполне естественным.

— Хорошо. Часто говорят, что в нашем деле выживают только параноики. Вероятно, вы более, так сказать, способны к выживанию, чем типичные беззаботные американские евреи. Это меня в какой-то мере утешает. И все же мы должны обсудить возможность вашего ареста и ваше поведение на допросе. Если даже вас арестуют, не считайте автоматически, что вы раскрыты, пусть даже вас и обвинят в шпионаже. Такие обвинения обычно и выдвигают против иностранцев. Следовательно, ни в чем не признавайтесь, пока вам не предоставят очевидные улики. Если же вас раскроют, то вам пообещают мягкое наказание в обмен на вашу готовность все рассказать. Не верьте им — обычно это лживые обещания. Тем более в вашем случае. Помните, что арабы безжалостны по отношению к еврейским шпионам. Если вас раскроют, то вас казнят. Вы это понимаете?

— Да, — сказала я, вдруг почувствовав сухость в горле.

— Самый общепринятый метод допроса, — продолжал он, — основан на использовании двух следователей. Один из них настроен враждебно и агрессивно, применяет угрозы и методы физического воздействия. Другой добр и полон сочувствия и старается вызвать у вас симпатию и доверие. Обычный трюк заключается в том, что сочувствующий ужасается поведением своего партнера и укоряет его в вашем присутствии. Насколько я знаю, в Соединенных Штатах это называется практикой плохого-хорошего полицейского.

— Вы хотите сказать, что люди это используют в реальной жизни?

— Конечно. Все используют. При хорошем исполнении это на удивление эффективно, даже против тех, кто сам прибегал к такой практике и, казалось бы, должен быть себе на уме. Но какие бы методы они не применяли, ваш ответ при любом подходе должен быть одним и тем же — вы желаете разговаривать с консулом США. Имейте в виду, что ваше требование не встретит одобрения, но даже если вы добьетесь своего, консул США вряд ли сможет что-нибудь сделать для вас.

— Тогда какой смысл просить?

— Потому что это позволяет собраться с мыслями и не впадать в панику. Во время допроса очень трудно сохранять полное молчание, а на деле все, что бы вы ни сказали, приведет только к новым осложнениям. Когда будущие агенты проходят тренировки в школе разведки, они проводят несколько месяцев в роли условно допрашиваемых. Давайте с вами попробуем, хотя это будет всего лишь жалкое подобие настоящего допроса.

Вдруг глаза его превратились в щелки, и он грохнул кулаком по столу, так что кофейные чашки подскочили.

— На кого работаешь, ты, сука?! — закричал он. — А ну говори, грязная сионистская шлюха, или я вышибу твои мозги!

Я заморгала глазами и уставилась на этого, обычно такого обходительного и сдержанного Зви Авриля. Перемена была столь поразительной, что на мгновение я лишилась дара речи. Затем я хохотнула, но не оттого, что было смешно, скорее от растерянности и смущения.

— Говори! — потребовал Зви Авриль, и я не могла понять, в роли он еще или уже нет.

— Я ничего не скажу, — ответила я. — Я просто засмеюсь ему в лицо. — Я надеялась, что не подала виду, насколько этот маленький эпизод напугал меня.

— Не стоит смеяться над ними, это ни к чему хорошему не приведет, — сказал Зви Авриль с мягкой укоризной. — Я ведь только что сказал вам, как следует отвечать. Вы меня слышали, Марина?

— Да, правильно. Я требую свидания с американским консулом.

Мистер Авриль кивнул.

— Давайте еще разок попробуем, — сказал он, и я собрала нервы в комок перед новой его атакой. — Я извиняюсь за поведение этого человека, — сказал он елейным, вкрадчивым голосом. — Мы, арабы, не позволяем себе такого обхождения с женщиной. А вы ведь невинная девушка. Стоит вам сказать правду, и все будет хорошо. Я хочу вам помочь. Должно быть, ваша семья тревожится о вас. Может, вы хотите написать им письмо?

— Пожалуйста, дайте мне возможность обратиться к консулу США.

— Хорошо, — сказал Зви Авриль.

— Но этим они меня не проймут, — импульсивно добавила я. — У меня нет семьи, чтобы расчувствоваться. Поэтому я могу делать, что хочу. Никому нет дела до моей жизни и смерти. — В словах этих прозвучала нотка сострадания к себе самой, и едва они сорвались с языка, как я тут же пожалела о них. После смерти моей матушки прошло два года. Я еще переживала ее потерю, но полагала, что себя мне больше не жалко. — А если они будут меня пытать? — быстро спросила я, не потому что меня это так уж интересовало, а скорее для того, чтобы исправить свою ошибку.

— Думаю, что вряд ли, — сказал Зви Авриль. — Режим Аль Сауда один из наименее репрессивных арабских режимов. Они не пытают заключенных. За последние годы отмечено только несколько случаев жестокого обращения, но вряд ли это был результат сознательной политики властей — просто недостаточный контроль за тюремным персоналом. Женщин-узниц не подвергают сексуальным оскорблениям, обхождение с ними обычно хорошее. У меня есть еще одна причина полагать, что вас бы не стали слишком изводить допросами. У семьи Шалаби хорошие связи, и они в состоянии помешать серьезному расследованию вашей деятельности. Приютить под своим семейным крылом сионистского шпиона… вряд ли шейху Салману захочется такой славы.

— О, я даже не подумала об этом, — сказала я. — Вы думаете, они бы меня отпустили?