Аманда Проуз - Что я натворила?

Каких, должно быть, нечеловеческих усилий стоило доставить сюда эти гигантские куски гранита с палубы корабля, стоявшего почти тремястами футами ниже! Кейт представила себе толпу мужчин с блестящими на солнце мускулами, которые, наверное, таща эти огромные камни, вспоминали о родных английских мостовых и о своих далеких возлюбленных, ждущих их где-то за океаном. Ее несколько огорчил тот факт, что теперь результаты их усилий служили исключительно пристанищем для усталых туристов.

Было так странно, что всего несколько недель назад единственным зрелищем, доступным Кэтрин, был вид белых стен, решеток и синих ковриков на полу. По ночам она лежала на своей койке и слушала скрип резиновых подошв надзирательниц, совершавших обход. Трудно было вспоминать, что жизнь в Марлхэме по-прежнему идет своим чередом, но уже без Кейт. Она чувствовала нечто подобное и насчет Маунтбрайерз: после того, что там произошло, сложно было даже представить, что все вернулось на круги своя. Кейт подумала, что, должно быть, так заживает рана: сначала больно, но потом она затягивается и зарастает новой, здоровой кожей.

На обратном пути с мыса Сигнального Кейт остановилась в кафе «Jambe de Bois». Рекламный щит рядом с ним обещал посетителям яркие росписи на стенах, прохладную выпивку в жаркую погоду и лучшие блюда под здешним звездным небом. Кейт взяла бутылку охлажденного «Пайтона» и устроилась на пляже, рядом с пристанью. Это был самый прекрасный день в ее жизни. Женщина чувствовала, как на ее кожу ложится нежный загар. Восхитительное ощущение.

Кейт сделала несколько медленных глубоких вдохов, словно пытаясь прогнать из головы ненужные мысли. Она наслаждалась этим новым для себя ощущением абсолютной безмятежности. Теперь Кейт могла делать все, что захочет. Первая ее поездка за границу в гордом одиночестве казалась ей мероприятием захватывающим — словно она совсем юна и жаждет приключений. Раньше Кейт и представить себе не могла, что такое взять отпуск длиною, скажем, в год — все равно до недавнего времени она бы не смогла себе это позволить, это было лишь одним из проектов в долгосрочной перспективе.

Вдоль береговой линии бежала маленькая девочка в футболке и штанах, разбрасывая вокруг себя соленые брызги, — и плюхаясь на мелководье. Волосы девочки были уложены в замысловатые хвостики, и Кейт была очарована тем, какие они милые. На вид девчушке было года четыре. И она была очень красива. Большие глаза, обрамленные густыми курчавыми ресницами, лицо в форме сердечка; широкая и ослепительная улыбка. Девочка подбежала к Кейт и остановилась перед ней.

— Привет, — поздоровалась Кейт.

Девочка улыбнулась, но не ответила. Вытянув свою ручку, пальчики на которой были сжаты в кулак, она другой рукой показала Кейт сделать то же самое. Кейт протянула руку, и на ее ладонь опустилась настоящая драгоценность. Крошечная ракушка — сантиметра два, не более. Она была закручена в идеальный конус, кончик которого светился бледно-розовым светом в лучах солнца. Раковина была идеальной. Кейт вспомнила, что как-то нашла похожую ракушку, когда они отдыхали в Корнуолле. Она подарила ее своей четырехлетней дочери.

— Смотри, мамочка, эта ракушка под цвет радуги! — взвизгнула тогда Лидия.

— Да. Она волшебная, Лидс, — улыбнулась Кейт.

— Из чего она? — спросила Лидия.

— Маленькие розовые раковины делаются из русалочьих ногтей, — ответила Кейт.

Кейт погрузила ступни в песок и повертела в руках прохладную бутылку с пивом; с соседнего пляжа доносились крики, и мяч с громким звуком отскакивал от биты — кто-то играл в крикет. Тут и там резвились дети, и их счастливый смех напомнил Кейт об одном моменте из детства Доминика и Лидии.

Они тогда отправились на длительный уик-энд в Падстоу — со стороны, наверное, казалось, что идеальная семья отправилась в идеальный отпуск. Днем все четверо карабкались на местные утесы и скалы, ловили в ярко-оранжевые ведра крошечных крабов, поедали рыбу с картофелем во фритюре и другие местные деликатесы на свежем воздухе. А когда солнце садилось и становилось холодно, Лидс и Дом забирались в свои крошечные кроватки, сонные после дневных приключений.

Днем пляж превращался в их игровую площадку — дети лежали на песке, копали ямы и все время ходили к морю, неуклюже таская ведра с водой, которая постоянно расплескивалась. И хотя у них не получалось дотащить до пляжа почти ничего, это развлечение так их занимало, что они могли копаться в песке и таскать ведра часами. Их крошечные ступни сновали по песчаному пляжу, оставляя размазанные отпечатки, исчезавшие через несколько минут.

И только если бы кто-то подошел совсем близко, он мог бы услышать не самый приятный разговор. Семья расположилась на покрывале из тартана, угощаясь бутербродами. И вдруг Марк решил начать беседу.

— Скажи, Доминик, кого ты больше любишь — папу или маму? — спросил он.

Личико Доминика покрылось морщинками — тот задумался. Остальные трое членов его семьи уставились на него во все глаза.

— Обоих! — воскликнул мальчик, а Лидия аж в ладоши захлопала от радости.

Только вот разговор на этом не кончился. Марку такой ответ не понравился. Он продолжил, уже более жестко:

— Ну нет, Доминик. Кого-то из нас ты точно должен любить больше. Ну же, кто это, скажи? Папа? Ты ведь больше любишь своего папочку, да?

Доминик сморщил нос и перевел взгляд с матери на отца и обратно. Его мамуля уставилась на песок, казалось, не желая принимать участия в беседе. Заметив это, ребенок решил, что может ответить так, чтобы это понравилось его отцу.

— Да, папочка. Я больше люблю тебя.

Марк ликовал. Он схватил сына и крепко обнял его.

— Правильно, мой самый умный ребенок! Ты сильнее всех любишь своего папочку, потому что он сильнее всех любит тебя! — воскликнул Марк.

Его фраза насторожила Лидию, которая уже тогда была не по годам рассудительна.

— А кто больше всех любит Лиди? — спросила девочка.

Марк обнял ее и поцеловал в нос.

— Я, Лидс. Твой папочка! — ответил он.

— А маму кто тогда любит?

Лидия еще не разобралась в ситуации, она пыталась понять.

Марк посмотрел дочери прямо в глаза и твердым голосом произнес:

— Никто не любит твою мать, Лидия, потому что она тощая, жалкая и унылая. Она хочет испортить все наше веселье, хочет, чтобы мы чувствовали себя такими же несчастными, как она. Но мы ведь этого не хотим, не так ли, Лидс? Мы хотим веселиться! Мы же не хотим грустить?

— Нет! — в этом Лидия была уверена, как ни в чем другом. Этого они точно не хотели.

Кэтрин положила голову на колени и заплакала, глядя в море, чтобы не тревожить своих детей.

Тем вечером, когда дети крепко заснули в своих кроватках в комнатке с нарисованными на полу якорями и парусами на стенах, Кэтрин приготовилась к неизбежному. Она помедлила, собирая в кулак все свое мужество. Выйдя в коридор, она дотронулась до руки мужа.