Аманда Проуз - Что я натворила?

Кейт ждала какой-либо реакции, но Саймон молчал. И она продолжила:

— Теперь мне нужно начать жить заново, но я не знаю как. Не знаю. Мои дети, Доминик и Лидия, сердятся, и, конечно, я это понимаю, но я так по ним скучаю, что аж дышать порой не могу. Мой муж был настоящим чудовищем, самым жестоким человеком в моей жизни.

Почти инстинктивно Кейт провела ладонью по внутренней стороне бедра.

— Он столько лет держал меня в постоянном страхе. Почти двадцать лет я боялась говорить с кем-либо, просить о помощи, рассказывать, что со мной происходит. Мне приходилось постоянно себя сдерживать и одергивать. Моя личность становилась все меньше и меньше, и я знала, что когда-нибудь просто исчезну. Я не жалею о том, что сделала, Саймон, но мне очень жаль, что я подвергла этой боли других людей. И к тому же я очень виновата, потому что ради собственной свободы я изуродовала жизнь своим детям.

Саймон помедлил, а потом неторопливо произнес:

— Лука говорил: «Не суди, да не судим будешь. Не осуждай, и да не осудят тебя. Прощай, и да простится тебе». Вот как я живу, и такие люди, как я, те, что верят в Иисуса, знают — прощение будет даровано тому, кто в нем больше всего нуждается. Это очень помогает, Кейт.

— Но в том-то все и дело. Я перестала верить в Него. Если бы Бог вмешался в мою жизнь, все было бы иначе, но где ваш Господь был тогда? Я молилась, ждала, умоляла его помочь мне; но не получила никакого ответа. Поэтому я перестала просить — по крайней мере, разочарования от этого в моей жизни стало чуть меньше, — сказала Кейт, еле сдерживая слезы.

В течение нескольких минут они с Саймоном сидели молча. Затем преподобный встал.

— Пойдемте! — сказал он.

Взяв Кейт за руку, Саймон повел ее к берегу. Не обращая внимания на температуру воды и не думая о том, что, может, женщина не умеет плавать, он потащил ее в море, пока они не оказались в воде по пояс. Тут Саймон остановился и снова взял Кейт за руку. Льняные брюки женщины прилипли к ее ногам.

Преподобный положил руку ей на поясницу.

— Стойте спокойно.

Саймон сказал это почти шепотом.

Кейт последовала его инструкции. Песок быстро осел, и теперь они с Саймоном словно смотрели вниз через прозрачное стекло.

— Глядите! — указал преподобный на песок под ногами. Глазам Кейт потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому странному пейзажу, но потом она разглядела рядом со своей ступней крошечную серебристую рыбку. Увидела, как маленький краб поспешил в яму на морском дне, а рыба побольше с удивлением глянула на внезапно возникшее перед ней препятствие.

— Видите эту маленькую рыбку, Кейт? — спросил Саймон.

Кейт кивнула:

— Да! Вижу!

— Вы думаете, эта маленькая рыбешка знает, что происходит здесь, над водой? — улыбнулся Саймон.

— Я в этом сомневаюсь, — хихикнула Кейт.

— И вы правы. Она плавает в теплой воде, ищет тенистый уголок, снует туда-сюда в поисках пропитания и общается с другими рыбками. Ее волнуют только те мелочи, из которых состоит ее жизнь, и она понятия не имеет о том, что есть здесь пляж и вообще этот остров, что в океане есть материки, а на земле есть государства, в которых есть дома, где живут люди, и у этих людей есть разные машины, самолеты, деньги… На самом деле все, что существует прямо над головой у этой рыбки, ей неведомо. Но знаете что, Кейт? Просто потому, что она не имеет об этом никакого понятия, это не значит, что этого нет.

Кейт перевела взгляд от кромки воды на стоящего рядом с ней мужчину, который держал ее за руку.

— Хотите сказать, что я такая же крошечная рыбка? — улыбнулась она.

— Да, Кейт. Именно так. Бог существует, хотите ли вы в него верить или нет, и он прощает нам все наши грехи. Я хочу, чтобы вы не забывали: у надежды много обличий. Иногда она там, где вы оказались, а иногда — в том, кого встречаете на своем пути!

Кейт бросилась в теплые воды океана. Казалось, она не плавала уже лет сто. Соленая вода склеивала ее ресницы и обжигала тронутую загаром кожу. Кейт чувствовала, что наконец-то ожила.

— Может быть, мне даже нравится быть крошечной рыбкой! — прокричала она.

Саймон наблюдал, как Кейт погружается все глубже. Он произнес:

— Возможно. — Мужчина улыбнулся и покачал головой. А затем повторил: — Возможно.

Это был длинный день, но Кейт его не забудет никогда. Подъезжая к отелю, джип взвизгнул тормозами.

— Мне будет не слишком-то уютно в своем красивом номере теперь, когда я знаю, сколько он на самом деле стоит, — произнесла Кейт задумчиво.

— Если там не будет вас, приедет еще кто-нибудь, Кейт, и, по крайней мере, вы ляжете спать не с пустой головой, а с благородными мыслями, — сказал Саймон.

Кейт улыбнулась.

— Завтра мы пойдем на карнавал, может быть, пойдете с нами? — предложил преподобный.

— Не знаю. Я не хочу обременять вас своей компанией.

— Это удовольствие, а не обременение, и, кроме того, от приглашения на карнавал не отказываются.

— Правда?

— О да. Много, много лет назад владелицу одной местной плантации пригласили на карнавал вместе со всеми обитателями плантации. Та вежливо отказалась, поскольку в тот момент у нее гостила королевская семья, и ей пришлось отказаться от имени всех. Одна юная горничная была очень рассержена, что пропустит торжество. Она схватила горсть мускатного ореха и сунула его в смесь для торта. Слишком много мускатного ореха вредно, и легенда гласит, что сначала у всех обитателей плантации и гостей начались галлюцинации, а потом они заболели и были долгое время прикованы к постелям.

— Ох, звучит мрачно. Какой ужас — я ведь обожаю мускатный орех!

— Все хорошо в меру.

Кейт рассмеялась.

— Эта история — просто уловка, с помощью которой вы хотите заманить меня на карнавал?

— Ох, вы меня раскусили! — засмеялся Саймон.

Кейт смотрела, как огни джипа исчезают в ночи. Она не хотела, чтобы этот вечер заканчивался.

Лежа в постели, женщина слушала стрекотание сверчков и кваканье лягушек в зарослях. Где-то внутри ее росло сладостное ощущение какого-то предстоящего чуда, и потому она не могла уснуть; Кейт казалось, что она не чувствовала ничего подобного уже очень и очень давно. Может быть, именно так и чувствуешь себя, когда начинаешь жить заново.

Кейт проснулась от звука незнакомого телефонного рингтона, доносившегося откуда-то с тумбочки около кровати. Прежде чем она поняла, где находится, прошло не меньше секунд трех. Сквозь пелену сна Кейт метнулась в сторону источника звука.

— Да?

Кейт проморгалась и тщательно протерла глаза, пытаясь как можно быстрее проснуться.

— Доброе утро, госпожа Гавье, вам звонят.

— Хорошо, спасибо, соедините меня.

Сердце Кейт почти выскакивало у нее из груди. А в голове ее крутились вопросы: что случилось, зачем звонить в такой час, кто это может быть? Она взглянула на красный дисплей часов, стоявших на телевизоре. Было четыре часа утра. Кейт поняла, что в телефонной трубке что-то изменилось, теперь там наступила тишина, казавшаяся куда более далекой. Она расслышала слабое, неравномерное дыхание.