Людмила Коль - Маша минус Вася, или Новый матриархат: [сборник]

Еще ребенком я поклялась себе жить, как чужие матери. Никаких карьер. Никаких ответственных постов. Хранительница очага, вдохновительница мужа, организатор всех шалостей своих детей. И, разумеется, у меня должна была быть интересная творческая работа. Я не исключала, что достигну в ней совершенства. Когда начался капитализм, стало понятно, что все мои мечты осуществимы. Единственное, о чем жалею, об аспирантуре. Меня оставляли на кафедре, как мужа в его университете. Но мы тогда только поженились, и я призвала его честно служить науке. Рассуждала, что двое ученых под одной крышей, а перед этим два аспиранта-очника — это перебор. Кому-то придется зарабатывать. Я готова ради семьи, ради будущих детей. Мне придется рожать. Зачем людям аспирантка — сначала беременная, потом ухаживающая за ребенком? Это все на два раза по три года растянется. А он, мужчина, защитится пораньше… Да, надо было стиснуть зубы и тоже писать диссертацию. Сейчас была бы если не работа, то дополнительный преподавательский приработок.

Но вот как все обернулось. Пришлось вкалывать больше, чем мама. Только в двух разных местах за небольшие зарплаты. И переводить дурацкие инструкции по ночам. То есть одной мне и половины этих денег за глаза хватило бы. Но нас трое, и сын растет. Ему было лет пять. Муж, как обычно, метался по рекрутинговым агентствам. А мне подфартило с двумя полноценными работами. С восьми утра до полуночи. И в одной конторе зарплату выдавали наличными раз в неделю. Я никогда не забуду, как в половине второго ночи неслась с огромным пакетом еды из круглосуточного супермаркета. А мужчина и мальчик стояли во дворе и ждали меня. Оба хотели есть. Обоим легче было вглядываться в арку на морозе, чем смотреть телевизор. И ничего, кроме сочувствия, я к ним не испытывала.

Наверное, я ощущала свой предел давным-давно. Знала, что не так сильна, как мама. И надорвалась за двенадцать лет. Мне не верится, но шесть дней назад я лишилась подработки. Владелец свернул дело и уехал в Испанию. Еще труднее верится в то, что вчера меня уволили с основной работы. Высший менеджмент не тронули, а со средним простились. Хотя генеральный в прошлом месяце чуть не клялся мне, что я особо ценный сотрудник, резерв на повышение. А сегодня: кризис, ребята, мы держались, сколько могли, читайте свои контракты, вы уходите в день сокращения, деньги выплатим в течение месяца. От силы двух… Я понимаю, что совпадение. Но какое-то зловещее. Разумеется, я уже обзвонила всех знакомых и друзей. Никто ничего не обещает под ту же мантру — кризис, кризис, кризис. Значит, моя очередь идти к рекрутерам и начинать с нуля.

А у мужа теперь есть работа, на которой надобен не инициативный теоретик, но исполнительный практик. Кажется, это то, что он давно искал. Бывает же. Господи, прости, но я сейчас буду врать. Мужу, когда позвонит, скажу, что у мальчика прошел шок. Ребенок плачет по ночам и зовет папу. Папа у него, в сущности, добрый. Он примчится. Сын кинется ему на шею. Я накормлю вкусным ужином. Он запросится назад. Тогда строго поставлю условие — бросаю работу, тебе пора отдавать долги. Мне придется восстанавливать здоровье почти угробленного нами чада. Согласится, куда денется. Еще потребую, чтобы не спрашивал у мальчика про его истерики. Он уже большой, может стесняться. Тоже выполнит. Лишь бы не чувствовать себя подонком. О, легок на помине, сто лет жить будет:

— Добрый вечер… Как, как, плохо. Шок прошел, бродит во сне по квартире, зовет тебя… Уже неделю не спит, не ест… Ну, извини, не хотела тебе ничего рассказывать после твоего предательства… Да, конечно, приезжай. Только не вздумай упоминать при нем его плач и лунатизм. В десять лет он воспримет это как унижение… Ты тоже так считаешь? Даже непривычно, что наши мнения совпадают…

А что мне делать? Я всего лишь хитрю. Тороплю время, потому что меня сократили. До этого только хвалили и благодарили — и вдруг сразу погнали. Конечно, я буду искать и найду работу. Но сколько недель или месяцев это займет? И сын неизбежно будет мучиться, разве что без явных признаков помешательства. Меня отец бросал, то есть он пил, мама его выгнала, я по себе знаю. Все детство ненавидела их обоих: его за то, что не завязал ради меня, ее за то, что не боролась за него, не лечила опять же ради меня. Компьютерные игры от такой ненависти к родителям не спасут.

Наконец, мои знакомые девчонки шли замуж без любви, за кого попало. Или только потому, что предложил кто-то, или возраст сильно за тридцать, или под залет. И у них хорошие дружные семьи. Они справились с теми мужьями, какие достались. А я грезила семьей с настоящей любовью. У нас настоящая любовь была. И ничего не получилось? У меня? Я глупее, хуже, подлее их? Нет! И я вновь попробую сотворить из человека мужа и отца. Это же творчество! Правда, учту все ошибки и добьюсь своего. Во всяком случае, попытаюсь еще раз. Последний раз.

— All by myself! Do not want to be all by myself! Anymore… — с чувством, хоть и немного фальшивя, Софья пропела строчку из знаменитой песни Селин Дион и подняла наполненный вином бокал. — Ну что, дорогая, за тебя! За счастье!

— За счастье! — ответила я.

— Хотя, про by myself, в смысле by yourself… не хочу тебя обнадеживать. Будешь, как Михалков в «Вокзале на двоих» завещал. «Сама, сама, сама». У них там тотальный феминизм. И никаких цветов к Восьмому марта. Но это твой личный выбор. Все у тебя не как у людей, — добавила Софья и ласково погладила корпус своего Верту.

У меня и правда все «не как у людей». Нормальные люди едут в Париж со своими любимыми в романтическое или свадебное путешествие, а я приехала в Париж, чтобы на вершине Эйфелевой башни познакомиться со своим будущим мужем. Он даже не француз. Что было бы вполне логично, учитывая, что Франция — страна с наибольшей в мире плотностью проживания французов на квадратный метр территории. Датчанин. То, что он иностранец, мне и в голову не пришло. Белобрысый, веснушчатый, короткостриженый. Приняла за русского и попросила, чтобы он меня сфотографировал моим телефоном. Селфи все эти — жуткая пошлость. Оказалось, по-русски он не говорит. Перешли на английский.

Забегая вперед, скажу, что фотографии он сделал и правда замечательные. Я поэтому к нему и обратилась, если честно. Увидела его профессиональный фотоаппарат на кряжистой треноге и подумала, что совсем плохо он точно не сфотографирует. Да и с моим айфоном не убежит — его фотоаппарат в несколько раз дороже айфона. Прагматичная, я знаю. А как иначе выжить маленькой слабой девушке в большом городе, который не любит слабых? Это я про Москву, а не про Париж. Да и в Париже, подозреваю, проявление слабости считается слабостью.

После импровизированной фотосессии мы разговорились, и он увязался за мной в музей д’Орсе. Потом мы встретились в Болгарии. На этот раз запланированно, а не случайно — как на Эйфелевой башне. После Болгарии решили не расставаться. И вот следующий кадр кинофильма под названием «Жизнь Александры Перепелкиной». Сижу на кухне с подругами Софьей и Миленой в процессе девичника в честь проводов меня, любимой, за тридевять земель. За окном светит солнце, в паспорте сияет шенген на три месяца.