Людмила Коль - Маша минус Вася, или Новый матриархат: [сборник]

Вот, вспомнилось… Аж всплакнуть хочется, так себя жалко. Я уже не про танцы, конечно, вообще про все… Роняю слезу — огромную, горькую и вдруг ловлю на себе Сенин взгляд. Пристальный, глубокий… Подошел, ладонь мою берет, спрашивает, что случилось. И тут меня ка-а-ак прорвало! В общем, все выложила, как есть: и про Вадиковы походы налево, и то, что сейчас-то все прекратилось, да вот только нерадостно от этого абсолютно. Смотрю, глаза Сенины увлажнились, потемнели. И тут его тоже прорвало! Его только что бросил человек, который ему практически супруг! Пять лет вместе! Ну, Сенечка с коньяком пришел, откупорил, и как стали мы горе наше заливать, да под соте и салатики, да под загорелые куриные грудки с овощами под соусом бешамель… После коньяка я вдруг вспомнила, что вообще-то леди положено шампанское пить и хорошие вина, а потому Сеня все это купил, и мы продолжили, и процесс затянулся…

И вот я вспомнила, как мы сальсу танцевали, а все вокруг восхищались; и платье микроскопическое натянула, локоны в хвост на макушке собрала да распушила, врубила музыку; как пошли мы энчуфлы и кубанита делать, только каблуки свистят!

Я всю свою душу покорябанную в этой сальсе наружу изливала, до последней капельки! И замещала потери шампанским, и Сенечка с коньяком не отставал, и это был круговорот потерь в природе…

…Очнулась я от собственного визга. Голая. Под одеялом с голым Сеней. Я его визгом разбудила, и Сеня заорал громче меня.

Потом долго курили. Кашляла, вспомнила восьмой класс. Первый раз закурила с тех пор. Сеня вообще впервые курил. Сигареты взяли у Вадика в шкафу.

Было стыдно смотреть Сене в глаза и вообще непонятно, как себя дальше вести. С одной стороны, классика семейной подлости: переспать с другом мужа. С другой — муж сам был очень дюж до измен, и бог его наказал. Так что не страшно, по сути. С третьей, самой поразительной, — ну не ожидала я от Сенечки такого!

Заплакала. Сеня начал утешать и доутешался… И я утешилась и вспомнила, что вообще-то Вадик скоро должен прийти. На что Сеня сказал, что он вне подозрений. Он сам в шоке. Второй раз за вечер.

Мы все-таки привели себя в порядок, прибрали, и Сенечка ушел.

А истинный шок был впереди. У нас будет ребенок! Вот говорят же, что при смене партнера, на сильных эмоциях мгновенно залетаешь! Эмоции были ошеломительные.

Я сначала сильно плакала, но Сенечка сказал, что хочет семью. Зарабатывает он не меньше Вадика, и в остальном все преимущества однозначно на его стороне. Мужа мне очень жаль, но помочь ему ничем не могу, а мне теперь прежде всего не о себе думать надо. На днях в другой город переезжаем, где никто ничего не знает, и новую жизнь начнем.

Правда, я насчет Сениной верности серьезно опасаюсь и поэтому сразу заявила, что теперь, в случае чего, паинькой быть не собираюсь: мстить буду тем же оружием! А из предыдущего опыта ясно, что моя боевая форма отличная.

Бог народа, к которому принадлежала Флора, женщине в душе отказывал: у мужчины душа есть, говорил Бог, а у женщины ее нет.

А у Флоры она была. Живая, горячая — Флора ее чувствовала. Была ли у нее селезенка там, или, скажем, печень — это было под вопросом, потому что Флора их не ощущала, но душа точно была — она давила в ребра, подкатывала к горлу и выпадала осадками в виде слез. Но Бог отказывал женщине в душе, при этом нечаянно, по недоразумению, видимо, Флору все же душой наделив.

И Флора поняла, что она не подходит Богу и принята им — с таким браком, с таким изъяном — быть не может.

А трудно жить без Бога. Бога хотелось. И хотелось в доме мужчины, потому что отца у Флоры тоже не было. А Флоре страстно желалось знать: а как это, когда в доме мужчина?.. Но мама Флоры замуж больше не вышла, хотя был археолог, писавший маме стихи, и музыкант, игравший для мамы Шопена, но! Сами стихи и Шопен маме, видимо, нравились больше.

С утра до вечера женщины в их краю резали на веранде салаты — резали, резали, резали, и приезжие дамы спрашивали: у вас гости будут? Хозяйки отрицательно качали головами и резали, резали, резали. А вечером возвращались мужчины, садились за стол и ели, ели, ели. Женщины подавали. А утром опять резали. И соседки их резали. И дочери, подрастая, выходили замуж и тоже резали. И новые отдыхающие, проходя мимо, вежливо спрашивали: гостей ждете? И женщины отрицательно качали головами и смотрели им вслед осуждающе.

А Флора не хотела резать салаты. Флора мечтала выйти замуж, уехать и жить не обремененной вековыми традициями.

Одна из теток Флоры, тоже в свое время не пожелавшая резать салаты, жила в Питере. Точнее сказать, не в самом Питере, а на каком-то острове — Васильевском… О Питере Флора знала лишь по открыткам тетки — белые ночи, Медный всадник, Невский проспект и маятник Фуко.

Вот этот маятник Фуко особенно волновал Флору: с детства запомнилось, что в Питере есть такой маятник — наглядное доказательство того, что Земля вертится (а в другом месте — например, где жила Флора, — она стоит). И Флоре хотелось убедиться собственными раскосыми очами, что Земля вертится, движется, а значит, живет. Потому что движение — это жизнь, а Флора была подвижна.

И тетя Гузель звала Флору: приезжай, Флора! Город! Белые ночи! Невский проспект!..

Город поразил Флору. Васильевский остров, правда, оказался Питером, а Астральные колонны — Ростральными, что было, конечно, жаль: Астральные больше бы подошли этому городу. А в булочной Флоре не давали хлеба.

— Хлеба нет! — так и говорили Флоре.

— Как нет?! — терялась Флора. — А это что?!

— Это? Это — булки! — отвечали продавщицы.

— А какая разница?!. — недоумевала Флора.

— Что значит — какая разница?.. Хлеб — это хлеб, а булка — это булка. Вы что, с луны свалились?!

В кондитерском отделе Флоре не давали сахара.

— Сахара нет.

— А это что?!

— Это? Это — песок!.. — и люди глядели на Флору с большим удивлением.

И Медный всадник ей не понравился. Точнее, не то чтобы не понравился, а так — трепета не ощутила. На открытке он был недоступней… А вот собор поблизости ошеломил Флору.

— Что это? Что это?! — вопрошала всех Флора.

— Что именно? — не понял прохожий.

— Ну, ЭТО!..

Флора с восхищением смотрела на Исаакиевский собор, а прохожий с восхищением смотрел на Флору, чужой неведомой ему красы…

Так они и стояли, ошеломленные красотой, и вскоре прохожий стал ее мужем, хотя Флоре тогда больше понравился Исаакий…

Муж принадлежал другому Богу, щедрому и милостивому, наделявшему душой и мужчин, и женщин, но по ошибке, по недоразумению, видимо, этой душой мужа все-таки обделив. Хотя там, у Исаакия, ей показалось…

И маятник Фуко глубоко разочаровал Флору: какой-то шар на веревке, который болтался туда-сюда, что ни в чем, ну, совершенно ни в чем не убедило Флору.