Сергей Хазов-Кассиа - Другое детство

В таком положении меня застала мама, вернувшаяся с работы. Я не слышал, как она открыла дверь. Она вошла в мою комнату, села рядом и тихо спросила: — Артём, что-то случилось?

— Нет, мам.

— А что ты так лежишь?

— Просто.

— Что-то в школе? Провалил экзамен?

— Нет, мам.

— Что-то с распределением?

— Меня не берут в литературный класс.

— Почему? Оценки плохие?

— Нет. Вадимовна думает, что мне будет сложно.

— Как это «она думает»? Какое она имеет право так думать? Я завтра же пойду и поговорю с директором школы. Что за самоуправство?! Как можно так распоряжаться ребёнком и решать, где ему будет сложно, а где просто? — иногда мама начинала очень активно бороться с несправедливостью, особенно, если это касалось начальства, чиновников или вообще представителей государственных структур.

Вообще-то мне было приятно, что она готова заступиться за меня, но я понимал, что из этого ничего не выйдет, а если даже и выйдет, то в итоге я окажусь в классе Вадимовны против её воли, чего я не пожелал бы никому. Поэтому я тихо, но твёрдо сказал: — Мама. Пожалуйста. Не нужно никуда ходить. Я буду учиться в физико-математическом.

— В физико-математическом? Ну что ж. Это не так уж и плохо, нет? У тебя ведь всё получается с математикой? И физика тебе всегда нравилась, разве не так?

— Да, мам. Всё нормально. Можно, я посплю немного?

Лето я снова провёл на даче: Артур уехал с родителями, и в городе делать было нечего. Я записался во взрослую библиотеку (по протекции мамы, конечно, — из-за возраста я сам пока не мог брать там книги) и целыми днями читал: в доме, на чердаке или в гамаке на улице.

Первое сентября не походило на праздники, что мы отмечали ещё каких-то несколько лет назад. Не было больше ни гладиолусов в школе, ни салатов дома. Даже торжественная линейка казалась обыденной. К моему удивлению, Артур, опоздавший на пятнадцать минут, встал в один ряд с моим новым классом. Я подумал, что он, верно, перепутал или попросту не знает, где ему нужно стоять, поэтому решил быть ближе ко мне. Но потом выяснилось, что он на самом деле приписан к физико-математическому. Теми же неисповедимыми путями, какими родители Артура пристроили его в нашу школу, они записали его и в наш класс.

Мальчики за лето сделалась какие-то длинные. На даче я за собой этого не замечал, потому что не с чем и не с кем было себя сравнивать, но в стенах школы, где меня не было три месяца, всё и все казались другими.

Мои одноклассники выглядели молодыми жирафами, которые уже выросли, но ещё не обросли мясом и потому им сложно ходить, балансируя на длинных ногах. Учителя, раньше смотревшие на нас сверху вниз, теперь оказались одного с нами роста, что немного смущало — казалось, каждый раз, разговаривая лицом к лицу, бросаешь им вызов. Артур из испуганного и наглого волчонка превратился… да, в общем, ни в кого он не превратился, остался таким же — только вытянулся, похудел и стал из-за этого ещё более несуразным.

Я был рад, что мы с ним остались в одном классе. И хотя моё сердце сжималось от обиды всякий раз, когда в коридоре я встречал Вадимовну, я был доволен новыми одноклассниками, а также тем, что нас всего 16 человек, и это создавало своего рода интимную и дружескую атмосферу на уроках.

После линейки мы с Артуром пошли ко мне. Мама была на работе, бабуля решила не приезжать с дачи, раз уж праздника всё равно не будет, поэтому у нас был в запасе целый день. Мы болтали на тему «как я провёл лето».

Выяснилось, что Артур провёл его гораздо активнее, чем я: — Ну вот, чел, короче, нахуярились мы водки с деревенскими, и потом этот Сашка сел в свой «бэ-эм-вэ» и поехал, типа, в магазин. Только до магазина он не доехал. Вернулся к нам минут через сорок пешком. Мы его спрашиваем: «Где, бля, бухло, чувак?» — а он такой говорит: «Мужики, бля, я машину потерял!»

Слушая про эти приключения, я закатывал глаза, чтобы показать весь свой ужас перед таким падением нравов. Это ещё больше раззадоривало Артура, так что нельзя было понять, где в его рассказах правда, а где эпатирующие преувеличения. Но, в любом случае, мы были рады видеть друг друга, говорить друг с другом, снова лежать вместе на диване и радоваться тому, что новый учебный год обещает быть таким же насыщенным дружбой и совместным времяпрепровождением, как и прошлый.

Следующий же день поставил под сомнения эти наши (вернее, мои) надежды.

Я немного опоздал к началу первого урока, все уже сидели на местах, хотя учителя ещё не было. Я вошёл в класс, стараясь не встречаться ни с кем глазами, потому что мало с кем был знаком. Артур первый урок проспал, поэтому я сел один за свободную парту. Что-то было не так. Тёмный кабинет истории, негромкий шум в классе, куда вот-вот должен войти учитель, обычное начало ничем не примечательного учебного года, но было во всём этом что-то неправильное, заставившее меня осмотреться. И в какой-то момент мой взгляд встретился с другим, так же внимательно изучавшим меня. Я вдруг покраснел, показалось, будто из ушей сейчас хлестанёт кипяток.

Это был взгляд больших чёрных широко расставленных глаз на взрослом уже лице, и я очень хорошо его знал. Ира.

Она улыбнулась мне, показала язык и отвернулась. Она сильно изменилась, но осталось в ней всё равно много от той Иры, с которой мы держались за руки, любуясь моей опушкой, и целовались в отсутствие бабули. Иры, которая уже не была моей официальной первой любовью, потому что всё-таки эти детские любови не считаются. Но я понял что никогда не забывал её.

Её губы казались ещё полнее. Она стала ещё смуглее — или длинные чёрные волосы придавали ей эту цыганскую смуглость? В ней было много детского, весёлого и беззаботного, но уже появились едва заметные женские жесты: то, как она убирала чёлку со лба, заправляя прядь за ухо, как откидывалась на спинку стула, закинув ногу на ногу и слушая учителя, немного наклонив голову. Она была одета в светлую блузку и длинную, очень узкую юбку по последней школьной моде — настолько тесную, что в ней не получалось нормально ходить, поэтому девочки семенили от одного кабинета к другому, как японки в сабо. Казалось, Ира знала, что красива и поэтому старалась выжать из этой красоты как можно больше, подчёркивая её своими манерами. В ней и раньше было кокетство, но теперь оно стало осознанным, хотя и бесцельным. Вернее, всё живое вокруг неё было целью, Ира хотела нравиться всем. И, надо заметить, это у неё получалось.

На перемене мы поговорили, рассказывала в основном она, я только краснел от смущения. Родители её развелись в зиму нашего знакомства, она жила какое-то время с бабушкой, а потом мама вышла второй раз замуж и переехала к новому мужу в наш район. Дача осталась за её отцом, с которым она видится редко и потому больше туда не ездит. В моей семье никаких замужеств или разводов не было, поэтому на её вопрос «ну, а у тебя как дела?», я ответил дежурным «нормально». Она посмотрела на меня немного насмешливо и поинтересовалась: «А что, девушка-то у тебя есть?»