Франсис Бебей - Ашантийская куколка

Автобус был из тех старых колымаг, которым уже давно пора на свалку после стольких километров по мерзким дорогам и в мерзкую погоду, и работал он, как говорится, на чистом оптимизме, вопреки своему мрачному синему цвету. Как и все машины страны, этот автобусик тоже имел имя, которое можно было перевести примерно как «Счастливого пути, старик!». Особенно бросался в глаза восклицательный знак: ярко-желтый, да еще к тому же и обведенный красной краской. Спио кинул насмешливый взгляд на эту надпись, красовавшуюся высоко над ветровым стеклом. Она показалась ему наглым вызовом. «Счастливого пути! Счастливого пути! А мы застряли в джунглях, и я даже не знаю, где именно, вот тебе и счастливого пути!» — так рассуждал про себя Спио, пока водитель копался в моторе, теперь уже подняв капот. Добрых два часа он тщетно пытался завести машину и все же вынужден был наконец признать свое бессилие. «Счастливого пути, старик!» откатили на обочину, и решено было ждать попутную машину, рано или поздно пройдет же какая-нибудь мимо. Бывают в жизни такие минуты, когда приходится вверять свою судьбу случаю. Именно такой философический вывод сделали для себя все тридцать пассажиров: кто с надеждой, что им улыбнется удача, кто с вполне оправданным пессимизмом, ибо здесь, на севере страны, по этому участку дороги, машины проезжают редко.

И конечно же, после нескольких часов ожидания всеми овладело нетерпение, в адрес водителя и его злополучной машины полетели не очень-то любезные словечки. Пассажиры вдруг вспомнили, что они оплатили проезд, и стали требовать обратно свои деньги. На что шофер не замедлил заявить, что денег он возвратить не может, так как они остались у его хозяина, а тот живет в Тамале. А если кому-то угодно получить обратно свои денежки, пускай топает в Тамале и требует возмещения убытков у кого следует. К тому же люди проголодались, поблизости, похоже, не было ни одной деревни, они застряли на самом пустынном отрезке дороги. Несколько человек вызвались пойти на разведку, пропадали они битый час и вернулись ни с чем, кроме тайной надежды, что к их приходу «Счастливого пути, старик!» уже будет готов снова пуститься в путь. Короче, настроение всей компании падало с ужасающей быстротой, у каждого на уме вертелся только один вопрос: что же делать дальше?

Тут на дороге показался большой грузовик, ехавший в противоположном направлении, так сказать, навстречу «Счастливого пути, старику!». Другими словами, в Тамале. Типичные дорожные шуточки! Но в данном случае грузовик все же был спасением, тем более что, судя по всему, солнце уже проделало немалый путь по небесному своду. Все отчаянно замахали водителю грузовика, и тот соблаговолил остановиться. Он даже попытался помочь своему собрату, но и у него ничего не получилось. «Счастливого пути, старик!» упорно не желал продолжать путь. Пассажиры уже давно потеряли терпение, от него остались лишь жалкие воспоминания. Не стоит описывать их гнев, особенно когда после долгого спора тем из пассажиров, у которых еще оставались кое-какие деньги, пришлось оплатить за всех обратный проезд ‚в Тамале на грузовике. Спио, тоже вышедший из себя, постарался уладить дело, чтобы скорее положить конец поездке, «провалившейся из-за этой старой развалины, в которую напрасно я поторопился сесть, надеясь быстрее добраться до Аккры».

Водитель большого грузовика оказался человеком галантным, в противоположность шоферу автобуса, который вознамеривался нахально занять место рядом с ним и уже поставил на сиденье свой чемодан. Водитель грузовика посадил в кабину единственную среди пассажиров женщину, а остальным пришлось кое-как разместиться в открытом кузове, предназначенном для перевозки мешков с какао с дальних окраин страны. Обратно возвращались уже ночью, и луна, сиявшая на чистом небе, сопровождала их до самого Тамада, как бы преграждая путь дождю.

«Завтра судьба наверняка будет ко мне более благосклонна, — успокаивал себя Спио, спрыгивая с машины. — Не могут же быть все машины, отправляющиеся в Аккру, такими никудышными, как этот проклятый «Счастливого пути, старик!»».

Несмотря на быстротечность времени, тетушка Принцесса по-прежнему хранила верность кое-каким деталям своего элегантного воскресного наряда. Пышная светло-зеленая шляпка, хорошо защищавшая от жгучих лучей полуденного солнца, обновлялась от сезона к сезону и стала чуть ли не главным признаком каждого седьмого дня недели. Этот похожий на капор головной убор, не меняющий, вопреки ходу времени, светлого, как надежда, зеленого оттенка, не раз давал повод для всяких пересудов, но тетушка Принцесса не отступала от своего твердого убеждения, что коль скоро райские кущи остаются вечно зелеными, то молитвы ее будут непременно услышаны там, в горных пределах, символом коих был зеленый цвет ее шляпки. Добрые христиане по-разному представляют себе царствие небесное и цвет спасения своей души. Про тетушку же Принцессу можно было сказать одно: в чем в чем, но в стремлении спасти свою душу она была постоянна. Под зеленой шляпкой ярко блестели ее глаза, все такие же красивые, как во время ее первой встречи с господином Тетейя, который был настолько очарован ими, что решил жениться на тетушке Принцессе. Нанесенная на веки по последнему слову моды краска еще сильнее подчеркивала яркость белков и блеск темно-коричневых зрачков. Щеки тетушки Принцессы, несмотря на постоянную смену жары и влаги, сохранили свой естественный цвет, по воскресеньям она слегка их припудривала. Губы тетушка не подкрашивала, так как, по ее словам, грешно было обращаться к всевышнему устами, перемазанными губной помадой. Очаровательная улыбка открывала два ряда белых, словно только что выточенных из слоновой кости, зубов. Впрочем, улыбкой тетушка Принцесса не злоупотребляла. Как раз наоборот, серьезность, с какой она относилась ко всему в жизни и судила обо всем на свете, не позволяла ей, даже слишком часто не позволяла, улыбаться. Вспомните, например, тот день, когда, возможно, тетушке не хватило юмора, чтобы не огорчиться из-за поломки велосипеда, что заставило ее пешком добираться до дома Мам. Ту же подчеркнутую серьезность соблюдала она и в туалетах. Они были на удивление строгими, и вид их до смешного не вязался со шляпкой невинного цвета райских кущ. Иногда ее платья были темно-серые с крупными черными или красными горохами. В основном же они были откровенно траурных тонов, и вы сами можете представить себе, как все это выглядело в сочетании со шляпкой, на которую возлагалось столько надежд. Что касается тетушкиных ног, то они всегда были обтянуты темными, но тонкими чулками и очень эффектно выглядели в черных лакированных туфельках. Своей манерой одеваться тетушка Принцесса хотела подчеркнуть, насколько серьезно она ждет «дня Страшного суда». Понятно, что Эдне, всегда готовой посмеяться и пошутить, тетушка с ее серьезностью казалась тем более забавной, поскольку в Аккре упорно продолжали утверждать, что Принцесса отнюдь не достигла идеала женщины, на которой следует жениться. Но, само собой разумеется, Эдна никогда не осмелилась бы высказать свое мнение по поводу нарядов тетушки, тем паче что, хоть Принцессу и считали женой, обманывающей своего мужа, на месте преступления ее еще ни разу не застали. Подозрения шли только на пользу тетушке Принцессе, и Эдна ее уважала, как и подобало благовоспитанной племяннице.