Имре Уйвари - Особенный год

Ошибается не только солдат, офицер тоже может ошибаться. А молодые люди иногда могут совершать неожиданные и легкомысленные поступки.

В канцелярию вошел лейтенант Секереш и принес на утверждение план-конспект занятий. Когда я, подписав план, отдал его, лейтенант спросил:

— Ушел?

Я, зная, о ком он спрашивает, молча кивнул.

— Жаль парня, — вздохнул офицер. — Из него бы вышел неплохой командир отделения.

Наши взгляды встретились. Поймав мой взгляд, лейтенант отвел глаза и попросил разрешения идти.

Мы без слов поняли друг друга и в тот момент думали об одном и том же. Об одном молодом офицере, которому в прошлом году часто приходилось стоять передо мной, опустив голову. И его судьба висела тогда на волоске.

Все, что случилось тогда с тем офицером, теперь навсегда кануло в прошлое. Теперь Секереш (а это был он) — хороший офицер и опытный командир взвода.

Но пришел он к этому далеко не ровным путем…

Ко мне в роту Секереш попал два года назад прямо из офицерского училища. Он мне сразу же понравился. Я почему-то подумал, что он довольно быстро найдет свое место и мне не придется с ним возиться. Вкратце я рассказал ему о тех требованиях, которые я предъявляю к офицерам, и представил его личному составу.

В тот год к нам в полк пришли молодые офицеры — выпускники училища. Секереша назначили командиром первого взвода.

Однажды вечером я допоздна засиделся в ротной канцелярии. Неожиданно ко мне вошел капитан Гараи, секретарь партийного комитета полка. Едва успев прикрыть за собой дверь, он взволнованно сказал:

— Беда случилась! Не знаю, заметил ты или нет, но это нужно вовремя поправить. Дело в том, что твои молодые офицеры по ночам ходят развлекаться, а Секереш вчера устроил скандал в корчме.

Я в изумлении уставился на секретаря, так как ничего подобного я, разумеется, не ожидал.

Сам я с утра до ночи работал ради того, чтобы в роте все было в порядке. Когда раздавался сигнал «Подъем», я уже стоял в дверях солдатской спальни, наблюдая за тем, как солдаты поднимаются. Нередко присутствовал и на отбое. Помогал во всем младшим командирам, учил и воспитывал их, вникал в их повседневную работу и имел довольно смутное представление о злачных местах, существовавших в том большом, скорее, похожем на город селе.

Секретарь парткома посоветовал мне поговорить с молодым офицером.

— Как-нибудь сам загляни в пивной подвальчик, туда ходит много народу. Бывает там и твой Секереш. Нужно уже сейчас принять какие-то меры, а то эти вечеринки могут привести к большим неприятностям.

На следующий день я пришел в роту рано и приказал дежурному найти лейтенанта Секереша и передать, чтобы он зашел ко мне.

Время шло, а Секереша все не было. В восемь часов на вопрос, выполнено ли мое приказание, дежурный по роте ответил:

— Лейтенант Секереш в казарму еще не прибыл.

Я послал разыскать офицера, но его не нашли.

Наконец около десяти часов Секереш появился передо мной. Вид у него был не ахти какой молодецкий: лицо мятое, под глазами круги.

— Где вы были до сих пор? — спросил я.

— Спал, — равнодушным тоном ответил он.

— А что же вы делали ночью? Где были? Да вы и сейчас-то не очень крепко стоите на ногах.

Я его как следует пробрал и отпустил. На следующий день секретарь парткома снова зашел ко мне.

— Ну, поговорил с ним? — поинтересовался он.

— Отругал и сделал замечание.

— Думаешь, он от этого другим станет? Как он принял твое замечание?

— Я не очень разглядывал, так как был зол и сразу же отпустил его.

— Ты все же еще разок поговори с ним. Знаешь, какая горячая эта молодежь! Если им что не понравится, так они заупрямятся, и все.

Я и сам думал, что спустя некоторое время поговорю еще раз с лейтенантом, но в те дни на меня навалилось столько дел, что было не до беседы. Когда я наконец немного освободился, то ЧП уже произошло.

Однажды вечером ко мне на квартиру пришел один из офицеров и сказал:

— С Секерешем просто невозможно сладить: сидит в корчме и всех задирает! Сходи к нему и приведи его в чувство.

Когда я пришел в корчму, Секереш уже собирался идти домой. Все его дружки давно уже ушли, оставив его одного. Он стоял, прислонившись к стене. Узнав меня, он попытался одернуть френч и поздоровался.

— Пойдемте со мной! — сказал я строго.

Офицер без всяких возражений повиновался. Пьяным он уже не был, и от молодецкого задора не осталось и следа.

Я, собственно, потому и приказал ему идти со мной, так как не знал, что мне с ним теперь делать. Сначала я хотел арестовать его и посадить на гауптвахту, но тут же передумал, решив, что его, пожалуй, пока не следует еще раз наказывать. Да и как? Может, снова попробовать поговорить? А может быть, просить командование перевести его в другую часть или предложить демобилизоваться?

— Что с вами? — начал я. — Вы что, совсем рассудок потеряли?

Он ничего не ответил.

— Как вы думаете, какой конец вас ожидает при таком образе жизни?

Он и теперь не ответил.

— Где вы работали до армии?

— Я металлист, — пробормотал он.

— Вы и тогда так же жили?

Секереш молчал.

Я начал говорить ему, до чего можно докатиться при таком поведении, приводил примеры. Попробовал нарисовать ему картину его будущего. Сказал, что считаю его способным офицером, но если он немедленно не изменит своего поведения, то ничего хорошего ему ждать не придется.

Когда мы расставались, он пробормотал нечто похожее на обещание бросить такую жизнь, так как она и ему самому не нравится. Я не очень поверил Секерешу, так как по его тону почувствовал, что он говорит не от души.

Прошло всего несколько дней, и мне сообщили о том, что Секереш снова устроил скандал в пивнушке.

Я сразу же пошел к секретарю парткома и попросил его:

— Избавьте вы меня от этого Секереша.

Гараи взял меня за руку и сказал:

— Не спеши так. Не забудь, что Секереш молод, ему всего двадцать два исполнилось.

Немного помолчав, секретарь задал мне вопрос:

— А знаешь, почему он ударился в загул?

— Потому, что он такой по натуре, — ответил я, не зная, что можно было в тот момент сказать. Однако вопрос секретаря парткома озадачил меня.

Слова Гараи не выходили у меня из головы. Я объявил лейтенанту выговор, но, признаюсь, чувствовал какую-то неловкость. Из года в год, из месяца в месяц я говорил своим командирам взводов и отделений о том, что, прежде чем составить о человеке окончательное мнение, они должны хорошенько узнать этого человека, понять его. А сам-то я даже толком не знал, как лейтенант Секереш вступил на столь скользкий путь.

Я оказался в странном положении: мой подчиненный чуть ли не ежедневно скандалил, а я, вместо того чтобы принять решение, корил за его поведение самого себя.