Имре Уйвари - Особенный год

Спустя некоторое время я пригласил молодого офицера к себе.

— Вы помните, — начал я прямо, — что вы мне обещали в прошлый раз?

— Да.

— Хотите демобилизоваться?

Секереш вздрогнул, и лицо его залилось краской. Он быстро ответил:

— Нет! Я хочу остаться военным!

— Это при таком-то поведении! Скажите мне откровенно: если бы вы были на моем месте, то стали бы вы такое терпеть или нет?

Я сел, предложив сесть и лейтенанту.

— Говорите откровенно, может, я смогу помочь вам, — приободрил я офицера.

— Тяжелая это история, товарищ капитан, — начал Секереш печально. — Была у меня девушка. Я ей так верил. Ухаживал за ней два года и думал, что она тоже меня любит. Мы часто встречались, вместе ходили в кино, в театр. Я думал и надеялся, что после выпуска мы поженимся… И вот я получил назначение сюда, в это село. Мы вместе ужинали в тот вечер, и я с радостью сообщил ей о моем назначении. Она же скривила рот и сказала: «Уж не хочешь ли ты и меня затащить в свою пыльную деревню?» Я ей ответил: «Если ты меня любишь, то поедешь со мной». — Секереш замолчал, затем сказал: — Товарищ капитан, не стоит дальше рассказывать эту скучную историю. Она в наши дни отнюдь не редкость.

— Нет-нет, продолжайте, — попросил я.

— Тогда мы поссорились, однако перед самым моим отъездом сюда снова помирились. Я все же думал, что она меня любит. Несколько дней назад я получил письмо, в котором она пишет, чтобы я забыл ее, так как она хочет выйти замуж за человека, который способен создать для нее хорошие условия.

Секереш говорил искренне, чувствовалось, что он по-настоящему любит эту девушку, хочет создать семью.

Чем дальше я слушал рассказ офицера, тем больше чувствовал свою вину. Командование поручило мне этого молодого парня, а я вел себя с ним как с бывалым, опытным человеком. Отдавал приказы и требовал их выполнения. А когда он оступился, наложил на него взыскание. Я видел в нем только подчиненного, командира взвода, забыв о том, что он прежде всего живой человек.

В тот день мы долго говорили. Я пообещал ему забыть о его прошлом, если он перестанет пить.

На этот раз Секереш, как мне показалось, принял твердое решение. У него полегчало на душе после откровенного разговора со мною.

Я изложил ему свою точку зрения на любовь и сказал, что девушка, которая после двухлетнего знакомства так легко расстается с мужчиной, по-видимому, не любит его по-настоящему, а просто хочет выйти замуж по расчету.

Прошло несколько недель. Однажды, когда я разговаривал с секретарем парткома, в канцелярию вошел Секереш и попросил у меня разрешения съездить в соседнее село.

— Когда свадьба? — в шутку спросил я его.

— На рождество поженимся.

Когда Секереш ушел, я сказал секретарю:

— Нужно будет поинтересоваться его девушкой. Мне бы не хотелось, чтобы он снова разочаровался.

— Успокойся, сейчас он на верном пути, — улыбнулся секретарь. — Я уже познакомился и с девушкой, и с ее родителями. Очень хорошие люди. Девушка только что окончила гимназию и очень его любит.

Гараи хитро подмигнул мне, а мне было досадно, что он больше знает о моих подчиненных, чем я сам. Я тут же сказал ему об этом, на что он ответил:

— Секретарь парткома тоже должен оказывать помощь молодым офицерам…

Сейчас я спокойно могу рассказывать вам о Секереше. Он женился, у него родился сынишка, которому сейчас несколько недель. Парнишка здоровый, растет не по дням, а по часам. Иногда Секереш со всем семейством заходит ко мне в гости. Случается, мы так посмотрим друг другу в глаза, что я сразу же понимаю: в этот миг мы оба подумали о тех бурных днях.

С рядовым Лайошем Домбради я познакомился тогда, когда мы ехали на конференцию отличников учебы, в число которых вошло несколько молодых солдат. Комсомольская организация дивизии делегировала на конференцию и Домбради. Я этого парня лично не знал. Слышал, что он из простой крестьянской семьи и уже успел отличиться трудолюбием. У нас он стал автоматчиком.

Я решил познакомиться с парнем поближе, додумав, что раз солдаты выбрали его делегатом, то, значит, было за что.

Правда, в пути нам поговорить не удалось, так как командир полка, ехавший в этой же машине, всю дорогу молчал.

Во время первого перерыва я подошел к Домбради, который скромно стоял в углу фойе вместе с нашими новичками. От меня не ускользнуло, что парень бросал быстрые взгляды на стол, где стояло большое блюдо с аппетитными румяными колобками. Офицеры, сержанты и старослужащие солдаты подходили и брали колобочки, а новички, стесняясь подойти, лишь глотали слюнки.

Взяв несколько колобков, я подошел к Лайошу и протянул их ему.

— Поешь, а то до обеда еще далеко.

— Я не голоден, — слабо сопротивлялся солдат.

— Вот и поешь, чтобы подольше не проголодаться.

Стоит ли говорить, что колобки были уничтожены с завидным аппетитом! Да оно и не удивительно: встали мы в четыре часа утра, быстро позавтракали и тронулись в путь, а ехать пришлось более ста километров, так что за это время все проголодались.

В следующем перерыве Домбради сам подошел ко мне и, улыбнувшись, спросил:

— А больше колобков не будет, товарищ капитан?

— Судя по всему, запасы уже иссякли, — в тон солдату шутливо ответил я.

— Да оно и лучше, — Лайош махнул рукой. — Не такие уж они вкусные. У нас дома разве такие пекут! Эти лишь издалека напоминают домашние.

— Напоминают, говорите? — поддержал я разговор.

— Называются-то они одинаково — «колобки». Но у нас их так пекут, что вся середина коричневой становится от шкварок.

Домбради так красочно начал описывать вид и вкус домашних колобков, что в предвкушении скорого обеда у многих солдат потекли слюнки.

За обедом я сел с парнем за один стол. На второе подали жареную свинину, при виде которой он высказал свое удовлетворение и даже похвалил ее:

— Вот это блюдо уже похоже на домашнее жаркое. Только чувствуется, что готовила его женщина, так как они всегда боятся положить в еду слишком много горького перца. Если в это блюдо добавить еще немного перца, то оно будет как домашнее.

— Хорошо дома, да? — поинтересовался я.

Солдат покраснел, не зная, что отвечать.

— А что, разве у нас так уж плохо? — продолжал я.

— Не сказал бы, но, знаете, я лично для службы не гожусь, не мое призвание…

— А вы думаете, у меня не могло быть другого призвания? — возразил я парню. — Все мы не для этого на свет родились, мало кому нравится жить по строгим солдатским законам. Но если мир таков, что страна должна иметь армию, значит, нужны и солдаты. Служить в армии — это не удовольствие, а святая обязанность каждого из нас. Я решил служить всю жизнь, столько, сколько потребуется родине.