Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Все эти насельницы, за исключением Иулиании Долгуновой, были рясофорными указными послушницами и имели длительный стаж пребывания в Сурском монастыре, превышавший срок пребывания в нем самой игуменьи Порфирии. Так, Анна Станиловская проживала в Сурском монастыре с 1899 года; Мария Ершова и Евсевия Асмолова – с 1900 года; Евдокия Карандина, Евдокия Коростелева и Гликерия Разживина – с 1901 года. Вероятно, именно они с самых первых лет существования Сурского монастыря проявляли непослушание сначала игуменье Варваре, затем – игуменье Порфирии. После того как наиболее активные участницы «бунта монахинь» понесли заслуженное наказание, в Сурском монастыре наконец-то воцарился мир.

Впрочем, не только в Сурском монастыре, но и на Сурском подворье имелись строптивые послушницы. Это известно из писем старшей сестры подворья, монахини Серафимы (Ефимовой), к праведному Иоанну Кронштадтскому, которой приходилось оправдываться перед ним в связи с жалобами сестер на плохое питание: « Кто Вам пишет, что у нас худо кормят, кому наша пища не нравится, тот не работает. А лежащим на боку, конечно, может ли быть вкусная пища? Я с этим согласна. Трудящая сестра никогда не напишет Вам… » В другом письме мать Серафима описала уход с подворья некоей послушницы Варвары: « Я старалась ей ублажать, но не могла. Она сказала: “Я не желаю подчиняться разным девкам. Очень нужно. Пойду в мир и буду носить шляпу. Теперь могу поступить в конторщицы”. Вот, батюшка, как делают – научилась в монастыре, показали, как жить, и до свидания. Ее никто не гнал, она сама уехала. Ее Матерь Божия выгнала. Страшная нахалка ».

В светской периодической печати конфликт в Сурском монастыре получил искаженное освещение. Так, в статье «Бунт в монастыре о. Иоанна Кронштадтского» в газете «Вечернее время» имеются ошибочные сведения о том, что скандал в монастырском храме имел место 29 сентября перед литургией. Кроме того, скандал в монастыре был ошибочно назван «бунтом монахинь», хотя на самом деле это был «бунт послушниц». Более того, антиклерикально настроенные журналисты попытались представить обитель этаким «темным царством», где, соответственно, творятся темные делишки.

В заметке «За монастырской стеной» в газете «Архангельск» не упоминается о том, что послушницы оскорбляли викарного епископа и игуменью и саботировали свои обязанности. Зато там содержится информация о том, что урядники избивали сестер и допускали в отношении их нецензурную брань. Надо сказать, что расследование «бунта», проведенное консисторией, опровергло эти сведения. И не только урядники, но даже местные жители свидетельствовали о том, что каких-либо неприличных действий со стороны полиции не было. Короче говоря, конфликтная ситуация в Суре оказалась на руку ушлым журналистам и редакторам, получившим лишний повод поиздеваться над монастырским житьем.

Следует отметить, что простой народ дал конфликту в Сурском монастыре совсем иную оценку, нежели журналисты. И жители Суры, ставшие очевидцами скандала в монастыре, осудили бунтовавших послушниц, которые, по их словам, «уподобили церковь трактиру». По словам священника из Суры, о. Иоанна Васильева, крестьяне, « качая головой, говорили: “Так бастуют и безобразят монашки с капусты, а покорми-ка бы их мясом, что бы они тогда разделали?” Причем некоторые, иронизируя, говорили: “Бранят австрийцев, а монашки-то что проделывают?” ». Действия полиции в отношении зачинщиц скандала показались им достаточно мягкими: «Нужно было позвать казаков да отпороть нагайкой, тогда дурь-то из головы бы повышибло». Таким образом, местные жители расценили конфликт в Сурском монастыре не как «бунт», а просто-напросто как «дурь», за которую ее зачинщиц следовало бы подвергнуть более строгому наказанию.

Не менее драматичной была конфликтная ситуация в Ущельском монастыре. Начало ее, вероятно, можно датировать летом 1916 года, когда некая сестра милосердия Покровской общины М. Филиппова сообщила обер-прокурору Синода в письме, что игуменья Магдалина (Вяткина) «собралась закрыть монастырь, продает его имущество, растратила 4 000 рублей», а также пьянствует, играет в карты, употребляет в отношении сестер матерную брань. Кроме того, в доносе М. Филипповой содержалось обвинение игуменьи Магдалины в том, что она « не любит монахинь и ненавидит священников, которых она переменила уже много, …был раньше там псаломщик, с которым она дралась, а ненависть к священнику объясняю тем, что она придерживается старой веры ».

Обвинение игуменьи Магдалины было связано с тем, что она принимала в монастыре старообрядцев

В результате расследования большинство из этих обвинений было признано несправедливыми. Например, обвинение игуменьи Магдалины в следовании старым обрядам было связано с тем, что на второй день Рождества она принимала в монастыре старообрядцев иеромонаха Паисия и начетчика Ясмаева из села Верхний Березник. При этой встрече монастырские певчие спели праздничный задостойник, а старообрядцы его же – по-своему.

Возможно, прием игуменьей старообрядческого священника был связан с тем, что большинство жителей Мезенского уезда, где находился Ущельский монастырь, было старообрядцами, и мать Магдалина была заинтересована в мирных взаимоотношениях с ними. Также получило объяснение и то, почему игуменья Магдалина действительно играла в карты. По ее словам, после пережитого ею стресса, связанного с тяжелой болезнью ее сестры, монахини Нины, и необходимостью ухода за ней, местный фельдшер Семен Огибин рекомендовал ей «быть спокойной, чем-нибудь заняться, например игрой в пешки». Но, поскольку она не знала правил этой игры, а в молодости умела играть в карты, он «посоветовал заняться игрою в невинную игру дурака». Игрой в карты игуменья, по ее словам, занималась в ночное время вместе с послушницами Мариной Ивановой и Анной Эдельштейн (с казначеей и благочинной монастыря), когда исполняла функции сиделки при парализованной сестре. Это объяснение удовлетворило консисторию.

Однако расследованием было подтверждено грубое отношение игуменьи к рядовым сестрам. Так, послушница Серафима Мехреньгина показала, что игуменья «сестер бранит матерными словами, …в трапезу не ходит, пищу имеет особую», тогда как рядовым сестрам дают скудную и некачественную пищу, нередко с тараканами. Послушница Мария Высоких призналась: «Мать Магдалина на нас иногда кричит, в келиях у нас не совсем бывает тепло, …в трапезу игуменья не ходит, нашей пищи не ест».

Монастырских работниц игуменья называла дурами и зырянками, хотя, по заключению следствия, матерной брани в отношении их все-таки не допускала. Из тринадцати опрошенных послушниц только одна заявила, что вполне довольна монастырскими порядками. В итоге консистория постановила обвинения в адрес игуменьи Магдалины «признать в большинстве случаев ложными», однако игуменье было предписано усилить дисциплину в монастыре.