Лора Барнетт - Три версии нас

— Хорошая мысль. Давай выпьем еще.

Так они и делают — и Ева вопреки здравому смыслу решает не изменять пуншу. После второй порции у нее кружится голова, по телу разливается восхитительное тепло. Антон приносит Еве еще один стакан, затем ведет сестру в сад танцевать. Все гости уже там: школьные друзья Антона (Ян Либниц и его новая жена Анджела танцуют, слившись в объятиях); коллеги по яхтенному бизнесу; Теа и ее приятели-юристы; Пенелопа и Джеральд; кузен Джима Тоби и его компания с Би-би-си; Джим подходит к Еве со спины, обвивает ее руками, они раскачиваются в такт музыке — «Роллинг стоунз» исполняют «Диких лошадей». Ева поворачивается к нему лицом. Разумеется, Джим пьян, как и она сама; оба улыбаются друг другу, продолжая танцевать.

Джим наклонятся к Еве, и она вновь видит эти синие глаза цвета неба, так поразившие ее в первую встречу; чувствует прикосновение его колючей щеки.

— Прости, — шепчет Джим ей на ухо. — Я люблю тебя. Любил и всегда буду любить.

— Я верю тебе, — отвечает Ева, и ее слова правдивы — вопреки всем сомнениям и неотступному страху. Ведь на самом деле, если не верить в это, во что тогда верить вообще?

Джим и его двоюродный брат Тоби встречаются, как договаривались, в пабе неподалеку от Риджент-стрит. Тоби в рубашке с короткими рукавами сидит с друзьями за столом в саду — у него отличное настроение, он пьет пиво и смеется. Когда появляется Джим, Тоби поднимается. Мужчины приветствуют друг друга тепло, но немного неуверенно — они не виделись несколько лет, идея встретиться со своим кузеном пришла Джиму в голову только вчера поздно вечером. Недавно звонила его тетка Фрэнсис, чтобы поздравить с первой выставкой в Лондоне: она прочитала об этом в «Ежедневном курьере».

— Мы обязательно приедем, — сказала она. — Позвони, пожалуйста, Тоби при возможности. Я знаю, что он очень хочет повидаться с тобой.

И вчера вечером, перед тем как Хелена повезла его на вокзал в Сент-Айвз — надо было успеть на ночной лондонский поезд, — Джим связался с Тоби. Он не искал, где бы остановиться, — Стивен предложил поселить его в гостинице, — но кузен настоял: Джим должен провести время с ним и его друзьями. Они собираются в пабе, а оттуда отправятся праздновать чье-то тридцатилетие.

— Тебе будет полезно поменять картинку, — сухо произнес Тоби. — А то у тебя перед глазами одни овцы.

Джим подавил желание объяснить: в Трелони-хаус нет овец, там только поля и утесы да еще ленивый кот Марсель, который появился однажды — тощий, с клочковатой шерстью — на пороге кухни и с тех пор отказывается уходить. Но Тоби не ошибался, когда говорил, что в Лондоне Джим отвлечется; Джим даже не представлял себе, насколько кузен был прав. Поезд прибыл на Паддингтонский вокзал в шесть утра. Еще не до конца проснувшись, Джим отдернул занавеску в купе, и перед ним открылся огромный город, грязный и суетливый, с толпами людей, спешащих по перрону под высокую сводчатую крышу. Дома, в Корнуолле, все еще спят; Дилан в поисках тепла прижимается к матери.

Джим много лет не бывал в Лондоне и, как теперь понимает, оказался не готов к встрече с городом. Выйдя из вагона, он остановился на перроне, осматриваясь. В кафе на Бишоп-бридж-роуд взял кофе и сэндвич с жирным беконом и, усевшись за столик, разглядывал бесконечные приливы и отливы машин на улице, решительно шагающих мужчин в строгих костюмах и женщин в туфлях на высоких каблуках. «Почему, — подумал Джим, — они все так спешат?»

Друзья Тоби, как выясняется, в большинстве своем работают вместе с ним на Би-би-си: продюсер, редактор программ, диктор по имени Мартин Сондерс. Они не могут поверить, что у Джима нет телевизора и он не смотрел его уже много лет, но с возрастающим интересом слушают рассказ о жизни в Трелони-хаус — об общей мастерской, огороде, строгом разделении обязанностей.

— Коммуна, — произносит один из них; Джим не запомнил его имени.

Джим неловко ерзает на стуле. Он знает, как большинство людей воспринимают слово «коммуна».

— Мы предпочитаем называть это колонией. Художественной колонией.

Человек кивает в ответ, но Джим видит, что его не слушают.

— Понятно, колония. А как вы там оказались?

Складское здание в Бристоле, застывшие тени от лодок, темная вода, свежесть поцелуя Хелены… Потом она повела его к себе — Хелена остановилась у друзей в Редленде; множество людей махали им на прощание из гостиной сквозь клубы дыма от марихуаны.

Кожа у нее была бледной и теплой на ощупь; движения ее тела в одном ритме с его собственными дарили Джиму совершенно новые, замечательные ощущения. Когда потом они лежали без сна, Хелена спросила:

— Не хочешь поехать со мной в Корнуолл, Джим? Сегодня.

Джим открыл рот, чтобы сказать «конечно же я не могу», а вместо этого услышал собственный голос:

— Почему бы и нет? Просто на выходные.

В понедельник он позвонил из Сент-Айвз в «Арндейл и Томпсон» — сообщить, что заболел и появится на следующий день. Так он и сделал; но через неделю подал заявление об увольнении, а еще спустя месяц погрузил вещи в машину и покинул Бристоль навсегда. Мать не устроила своей обычной истерики — спасибо тете Пэтси, которая приехала к ней на первое время, — и даже лечащий врач Вивиан поблагодарил Джима.

— Вы сделали для нее больше, чем многие сыновья на вашем месте.

Сейчас человеку, чье имя он не может вспомнить, Джим отвечает:

— Разумеется, я встретил женщину. И поехал вслед за ней. А как еще?

Собеседник улыбается и поднимает стакан.

— За это стоит выпить. У вас ведь скоро открывается выставка на Корк-стрит, верно?

— Да. Предпоказ в понедельник.

— Отлично. Вот что, Джим. Я расскажу о вас нашему редактору. Может быть, пришлем съемочную группу. Выйдет хороший материал для раздела культуры.

— Я не уверен…

Джим на минуту представил себе, как воспримут эту идею Говард и Кэт: мясистое лицо Говарда краснеет, ладонь в застарелых шрамах опускается на стол.

«Исключено. Как тебе такое могло прийти в голову? Это противоречит всем нашим…»

— Ну, посмотрим. Но в понедельник я бы зашел посмотреть на вашу выставку.

Джим поднимает бокал и говорит неправду:

— Буду рад вас видеть.

Когда пиво допито, Тоби объявляет: пора идти.

— Чей день рождения празднуем? — интересуется Мартин.

— Антона Эделстайна, — отвечает Тоби. — Мой школьный приятель — помните, был на рождественской вечеринке? Он судовой брокер.

— Помню, — энергично кивает в ответ Мартин. — Брат Евы Кац. Или теперь она снова Ева Эделстайн?

Сердце Джима готово выскочить из груди. Медленно и осторожно он произносит:

— Ева Кац?

Мартин поворачивается в его сторону: