Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

Гришка кивнул, собрал в охапку мох из корзины и аккуратно рассредоточил его по краям заборчика.

– Так ей будет теплее.

– Поехали лучше рыбу ловить, – осенило меня. – Нафиг нам эти грибы?

– Здорово, поехали! – обрадовался Гришка. – Рыба вкуснее. И шевелится.

Через несколько минут мы были у Андрея Шнурапета в Кобыльнике. Он давно хвалился соседской компостной кучей, дающей экологический биогумус для огорода и отличного земляного червя. Не стучась в калитку, мы прошли с Гришкой во двор, поздоровались с незнакомыми мужчинами и женщинами, сидевшими на веранде. Шнурапеты что-то праздновали, но застолье, видимо, шло так хорошо, что присутствие хозяев стало необязательным.

– Мир вашему дому, – сказал я вежливо. – Где хозяин?

– Пилит, – ответили мне почти хором.

Я решил не переспрашивать и углубился в строительное многообразие участка. Найти Андрея было нетрудно – по восторженно визжащему звуку его новой пилорамы. Приобретение распилочного цеха делало его независимым от его близнеца Анатолия, с которым у него с давних пор завязалось яростное соперничество. Братья без конца и края делили инструмент, ссорились, кажется, даже судились.

Мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, любуясь работой рамщика, вдыхая распыленные в воздухе ароматы леса, но помешать Шнурапету не решились. Гришка громко чихнул – древесная взвесь клубилась над пристройкой Андрея, поднимаясь в небо золотыми, похожими на стружки облаками. Я прошел к сараю, взял лопату, прислоненную к двери, отыскал среди барахла пыльную пол-литровую банку. Народ на веранде загомонил, радуясь то ли удачно произнесенному тосту, то ли красочному блюду, поданному к столу. Мы направились на двор к соседям. Я раскапывал помойку, Гришка отлавливал червяков. Худосочные они в этих местах. Тонкие. Будто специально выращенные для рыбьей мелюзги. Другой наживки было не достать; в магазине можно купить лишь опарыша или мотыль.

– Любите вы, городские, копаться в говне! – К нам подошел Андрей, раскрасневшийся, немного поддатый.

– Решили тебе не мешать. Что мастеришь? Гроб своему братцу?

Шнурапет рассмеялся:

– Срочный заказ. У нас один чувак решил построить смотровую вышку…

– Как в концлагере?

– У богатых свои привычки… На рыбалку собрались?

На веранде опять закричали, зазвенели посудой.

– У нас сегодня праздник, – объяснил Андрей. – День рождения Галкиной сестры. А я работаю…

Я увидел, что на горке за забором, около нашего «Опеля», стоит старая, видавшая виды «Газель». Два угрюмых парня грузили на нее произведенные Андреем доски. Один из грузчиков показался мне знакомым. Я неожиданно прекратил разговор, встал с места и напрямик двинулся к машине. С лопатой в руках. За спиной голосил Шнурапет, к его бодрому насмешливому баритону примешивался веселый голосок сына. Я обернулся и увидел, что Гришка стоит, приплясывая, на компостной куче, размахивая банкой, наполненной червями.

Переговорить со Шнурапетом мне так и не удалось. Вскоре мы были захвачены в плен гостеприимством Галины и ее сестры, усажены за стол, включились в хоровод здравиц… Начавшееся лето было многообещающим. Теперь я встретил Гарри совсем по соседству. Матвей Самуилович Грауберман работал на стройке в Кобыльнике. От судьбы не убежишь.

В том году празднование Купалы перенесли на большую поляну на задворках костела, стоявшего на выезде из города. Раньше отмечали в Урликах, но теперь отдыхающие устраивали праздник отдельно от местных жителей. Городские оставались на берегу, аборигены перемещались в глубь материка. На нарочанском жаргоне место называлось «у Теляка».

Неподалеку находилась усадьба Федора Теляка, предпринимателя, одного из самых преуспевающих жителей города. Когда мне дали таинственный адрес, переспросил: Голяка? Поляка? На подъезде со стороны Мяделя попадался указатель на поселок Теляки: возможно, в здешних краях это распространенная фамилия.

На гулянку приехали всем семейством, припарковали машину около гражданского «газика» с двумя ментами, наблюдавшими за торжеством. Народ подъезжал на велосипедах, подходил пешком, было много женщин с колясками. Справа от дороги возвышался большой костер, благоразумно расположенный около водоема. На импровизированной сцене шли приготовления. Женщина в длинном пиджаке и с ярко-рыжими курчавыми волосами проверяла микрофон. Другие работники сцены были в народной одежде: в красочных льняных сарафанах, цветочных венках. Гармонист в косоворотке и красном жилете разминал пальцы на баяне, подобранном под цвет жилета. За спиной артистов развевались узкие ядовито-зеленые флаги.

Началось.

Ведьма оставила развратные действия с метлой, подошла к микрофону и зычно вопросила:

– Назовите прозвище нашего поэта и земляка, имя которого носить педагогичный институт у Минску?

Народ весело зашумел, предоставляя право ответить на такой легкий вопрос детям.

– Максим Танк, – раздался ломкий девичий голосок.

– Правильно, Яночка, – обрадовалась ведьма. – Объявляю праздник Купальницы открытым! Мне нужно десять человек, которых я прошу разделиться на две команды! Аплодисменты для наших удельников!

Я обратил внимание на крепостную ограду большого шале в самом начале улицы за поляной. В мощную булыжную кладку был вмурован мотоцикл. По всем законам поп-арта. Мы с сыном заинтересовались явлением архитектуры, пошли посмотреть. Наши женщины встали в очередь за мороженым к передвижному продовольственному киоску.

Дом господина Теляка действительно был уникальным, и не только по меркам Нарочанского края. Разноуровневый забор состоял из булыжных секций, в которые то здесь, то там были вмурованы различные артефакты. Колеса телег, зеркала из комнаты смеха, заднее крыло от автомобиля «Победа», выкрашенное в розовый цвет. Мотоцикл «Иж», долгое время бывший в употреблении, но готовый, казалось, в любой момент сорваться с места. Приземистый, напряженный, полный сельского достоинства, он выглядел памятником скромным советским временам, когда люди предпочитали родную горилку заморскому «Джеку Дэниэлсу».

Гриша деловито потрогал колеса мотоцикла, провел пальцем по окрашенным спицам.

– Накачанные, – сказал он. – Как думаешь, если его включить, поедет?

– Если бензин есть, поедет. Только трудно на него сесть, пока он в стене. И потом, у нас нет ключа зажигания…

По улице гнали коров, и нам пришлось посторониться. Гришка встал на подножку мотоцикла, покрутил ручку газа, обмотанную изолентой, проверил тормоза.

– Папа, а корову тоже можно вмуровать в стену?

Я осматривал здание: целая крепость. В одном из углов забора строилась сторожевая вышка наподобие концлагерных. Я не удивился бы, если бы дом Теляка ощерился дулами пулеметов и зенитных комплексов.