Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

Мы дали Шаблыке выговориться, подивившись стройности его мышления. И хотя его рвения не разделяли, прониклись к террористу уважением. «Никто не забыт, ничто не забыто». Подход правильный. По всем законам кармы.

Телефон у Теляка внезапно зазвонил, хозяин поднес телефон к уху, промычал слова приветствия.

– Ятва охвачена, не волнуйтесь. Все по высшему разряду. Расставлены точки в Дайонове, Криве, Понемонии. Все под контролем. Завтра едет курьер в Мозову. Да. Да. Да. Категорически да. Есть проблемы с Дарагичиным, но я решу это сам. Все отлично, Станислав Казимирович. Я доволен.

Теляк разговаривал не на кондитерские темы. Мои поездки на запад страны тоже вряд ли были связаны с бизнесом Федора, но я надеялся в скором будущем войти в курс дела. Станислав Казимирович на другом конце линии продолжал вещать. Его голос с шипящим балтским акцентом лился из телефонной трубки, и хотя смысла сказанного разобрать было нельзя, был понятен властный тон произнесенного. На каком-то участке фронта командовал именно он, Станислав Казимирович. Теляк слушал, соглашался, гримасничал в такт речи высокопоставленного коллеги. Использование археологической терминологии обоими участниками разговора сбивало с толку окончательно.

– На территории Прусской конфедерации у меня агентуры нет. Я знаю несколько человечков в Натангии, Вармии и Хелминской земле, но для наших целей они недостаточно подготовлены. Что? Обучение здесь не поможет. Кровь, Станислав Казимирович. Никакое обучение не улучшит вашей крови.

Начальник вновь разразился шипящими тирадами. Теляк накалялся на глазах, багровел, и мне стало понятно, что его подчиненное положение достаточно условно.

– Извините, но я вообще не предусматриваю выхода за границы Литвы, – ледяным тоном произнес он. – Скаловия находится в устье Немана, а Новогрудок в его истоке. Вы видите разницу, пан Саганович? О готах и гепидах я разговаривать не буду. Это не в моей компетенции. Нет, я не читаю Геродота.

Теляк преображался на глазах и, по-видимому, не только глубже знал материал, но и лучше владел собой. Шаблыка, слушая его речь, озирался по сторонам и тупо хлопал глазами. Мы с приятелями делали вид, что исторический контекст нам знаком. Помалкивали, переминаясь с ноги на ногу. Гарри вновь погрузился в изучение польского.

– Да, пан Саганович. Я согласен. – Теляк подошел к Шаблыке, вынул нательный крестик из-под его рубахи, посмотрел на свет и отбросил назад, как ненужную вещицу. – Да, Станислав Казимирович. В Поморье и в Смоленск поеду я сам. Лично. До видзення. Служу Отечеству.

Старик отключил телефон и вернулся к повестке дня как ни в чем не бывало.

– Итак, сучонок, ты собираешься учить моего сына в «Зубренке» любить Родину? – Он вновь схватился за крестик Макса, но на этот раз чуть не оборвал цепочку. – Ты член ДОСААФ, а? Состоишь в Молодежной охране правопорядка?

Сообразив, что беседа приобретает все более личный характер, Теляк махнул рукой, веля нам разойтись.

– Сергей Юрьевич, не забудьте вашу рыбу!

Я вышел на улицу, помахивая золотистой пахучей копченостью, и чуть не наступил в блюдце с молоком, стоявшее на крыльце. Вздрогнул: вокруг моей лодыжки, будто играя, обвилась змея. Другая выползла откуда-то из щели в сайдинге, привычно начала лакать молоко. Ужи. Я видел их каждое лето на Белом озере в больших количествах. Не знал, что ужи бывают ручными и вполне могут сосуществовать с человеком.

В следующую поездку конфетный магнат отправил нас с Гарри на Браславщину, в какое-то сомнительное местечко на границе с Латвией. К работе у Теляка я начал привыкать, жена тоже была довольна, что я прибился к какому-то бизнесу. Я был рад, что еду с Гарри. Я хотел спровоцировать его на воспоминания. Наше общение после второго знакомства ограничивалось в основном взаимными подначками и шуточками. Мы и раньше почти не откровенничали, а с возрастом эта потребность исчезает начисто.

Выезжали мы поздно, часов в одиннадцать. Путешествие обещало быть легким. Дорога по прямой, через Поставы. Ночевка предполагалась на дружеском хуторе у озера Струсто, в пяти километрах от Браслава. Мы должны были прибыть на базу, получить дополнительные указания от хуторянина по имени Ваня, доставить груз до места назначения и вернуться к Ване для посещения какой-то знатной бани. Не жизнь, а сказка.

Я подъехал к костелу в назначенное время. Гарри стоял у кирпичной ограды с туго набитым рюкзаком ярко-оранжевого цвета и пил пиво «Аливария». Нашу новую операцию он воспринял с еще меньшей серьезностью, чем я.

– Что в рюкзаке? – спросил я настороженно, когда Гарри грохнул его на заднее сиденье. – Мобильный бар?

Гарри презрительно фыркнул, потянулся к рюкзаку и вытащил из его кармана потрепанный том Александра Дюма. «Двадцать лет спустя», продолжение «Трех мушкетеров».

– Почитаю в дороге, – сказал он как ни в чем не бывало. – Имел, знаешь ли, трудное детство. Вовремя не успел прочесть. Семья наша бедствовала. На первый том денег хватило, на второй нет. Мама должна была купить мне ботинки, чтобы я мог ходить в школу. Босиком холодно. И пятки очень грубеют, покрываются коркой, потом корка трескается. Понимаешь?

– Как не понять, – согласился я. – Здесь такие заболевания лечатся смесью горчицы и меда. Мазь кладется на капустный лист и прикладывается к распаренному очагу поражения.

– Ты в теме, – проронил Гарри и открыл книгу на заложенной странице. – У Федора взял. Обещал рассказать сюжет по возвращении. Он не помнит, хочет освежить в памяти. Ты помнишь?

– Чтобы купить «Трех мушкетеров», – сказал я, – мы с одним приятелем сдавали вторсырье. В начале восьмидесятых. – Я начинал разговор в надежде на активный отклик, но воскресший Грауберман не поддавался.

– А я в магазине купил, – сказал он, – за деньги намного удобнее. Какое сырье сдавали? Металлолом? – Гарри выпендривался.

– Мы сдавали тряпье. Старые шмотки, пальто, матрасы, шторы. Не знаю, зачем это понадобилось нашему государству, но взамен оно продавало нам книги. Александра Дюма, Даниеля Дефо, Валентина Пикуля… У нас в те времена был очень читающий народ. Не то что сейчас. Мы с дружком смекнули, что выгоднее всего сдавать старые матрасы. Влажные. Даже мокрые. Они так больше весят.

– Представляю, насколько внушительные библиотеки вы собрали! – вновь съерничал он. – Путь настоящего библиофила должен начинаться с сырого матраса!

– Возили мы их в пункт сдачи утильсырья на велосипедах. Кладешь на раму и везешь. Потом стоишь в очереди вместе с такими же книголюбами. Взвешиваешь, получаешь талон. Потом, в зависимости от сданного тряпья, покупаешь ту или иную книгу. Василий Шукшин – двадцать килограмм, сборник фантастических рассказов – сорок килограмм, Ярослав Гашек – шестьдесят килограмм. Понимаешь?