Константин Куприянов - Толя Швеин и Святой

– Давай обойдём, – шепнула Нина. – Я с той стороны знаю дорожку.

Они прошли между пятым и третьим домом, чтобы оказаться у сарая позади седьмого. Тут в заборе была огромная дырка, через которую оба пролезли без труда. Утопая в снегу, они дошли до стены дома и остановились.

– И чё теперь? – громко прошептал Толя.

– Ну, слушай!

Нина приложила ухо к бревенчатой стене.

– Да ну бред, – ответил Толя, но стянул шапку и тоже приложил ухо. Ничего не было слышно.

Вдруг скрипнула дверь с другой стороны. Они присели, оказавшись практически полностью в сугробе. Высокая худая фигура медленно прошла до туалета. Снова скрип, журчащий звук, скрип, тёмный силуэт вернулся в дом. По дороге он сказал несколько слов питерскому мужчине, и тот что-то ответил, но ветер проглотил голоса и превратил их в «бу-бу-бу».

– Отпускает его, – перевела Нина.

– Так это он?!

– Наверное.

Питерский мужчина перестал орудовать лопатой, теперь скрипнула калитка, и через пару минут дородная фигура проследовала по Удальцова в ту сторону, откуда они с Ниной пришли.

– Охренеть! Я так и знал, что он пойдёт! – громко прошептал Толя, выпрямляясь.

– Смотри!

В одном из окон загорелся свет. Ничего не говоря, молодые люди стали красться вдоль стены туда. Под их ногами скрипели гнилые доски и мусор, скрытые снегом, но было полное ощущение, что ветер и снегопад поглощают любые звуки, и они как парочка невидимых ниндзя приближаются к святому, никем не замеченные.

– Ну? Давай, загляни, – сказала ему Нина, когда они подкрались к окну. Толя стоял в нерешительности несколько секунд, потом нащупал ногами какой-то выступ в основании стены, взялся пальцами за оконный проём и приподнялся, чтобы заглянуть в золотящееся электрическим светом окошко.

Поначалу он не увидел ничего, кроме занавески, и уже собирался было разочароваться, но потом, когда глаза немного привыкли к ослепительному яркому свету, он стал различать, что занавеска не такая уж плотная, и обрывки движений, происходящих за ней, вполне можно угадать, если сосредоточиться.

Так, он вскоре увидел, что та же высокая фигура, что ходила в туалет, теперь темнеет в глубине комнаты, и что если присмотреться внимательнее, то в её изгибах можно угадать пожилого человека с короткой козлиной бородкой.

– Ну чего там? – в нетерпении спросила Нина.

– Он там, – чуть слышно прошептал Толя. Он сам не мог понять, что в этой тени, слабо ложащейся на занавеску, так загипнотизировало его. Впрочем, сводная сестра не стала дожидаться и сама подлезла к стеклу, чтобы посмотреть. Фигура тем временем двинулась и уменьшилась.

– Встаёт на колени, – ещё тише сказал Толя.

– Где он? Чё-то я не вижу.

– Вон же.

– Где-е?

– Да не ори ты, он же услышит.

Шло время, и Толя стал различать, как от тени отсоединяется маленькая тростинка и делает какие-то движения.

– Он крестится.

– Где ты это видишь?! Толя, ты выдумываешь – там ничего не видно!

Нина разочарованно вернулась в сугроб. Но Толе было всё равно. Он почти касался лбом стекла, и ему начало казаться, что сквозь завывания злого беспечного ветра он слышит звонкий уверенный голос, взывающий к силе, которая существует очень далеко, за гранью реальности, в которой они с Ниной пребывают.

– Он молится, – сказал Толя, – я почти слышу!

– Нельзя «почти слышать», – раздраженно сказала Нина. – Ты или слышишь, или не слышишь!

Толя отмахнулся от неё и продолжил глядеть в занавешенное окно. Ему даже почудилось, что тень святого становится темнее, а свет, напротив, теряет яркость; что чем дольше длится молитва, тем твёрже становится голос, тем он явственнее пробивается сквозь материю и стекло и вот-вот достигнет Толиного слуха. Толя задрожал. Из ниоткуда в нём родилось понимание, что если голос проникнет в его голову, он уже не сможет быть прежним: не сможет всё мерить деньгами или их отсутствием, нечто слишком важное переломится в нём, рухнет какая-то опора, и он останется без защиты в мире, где ничего, кроме денег, не имеет важности. Толя испугался неясной перспективы быть поглощённым молитвой, верой – тревожными словами, которые по отдельности не имеют никакого значения.

– Я замё-ёрзла! – громко начала ныть Нина.

– Да что с тобой?!

Вдруг он понял, что она никогда не даст ему добраться до святого, что с ней связано слишком много гнилых, чёрных мыслей, что даже сейчас он одной рукой хочет дотронуться до святого, а другой – полапать её за задницу. И впрочем, что это за святой такой, чья мораль запрещает лапать задницы?! Толя посмотрел на Нинину фигуру сверху вниз. Он снова хотел её, даже острее, чем раньше: хотел смять в объятиях её плечи, грудь, живот, искусать шею, губы, схватить в кулак пропитанные сладким потом волосы и внюхиваться в неё, хотел высечь из неё крик, хотел сделать ей больно, уничтожить её, унизить её и отца, и, наконец, хотел умереть в ней. Молитва стихла. Он обернулся к занавеске – тень двигалась.

– Он идёт! – громким шёпотом сказал Толя.

– А?

– ***-на! Бежим!

Спрыгнув в сугроб, Толя схватил Нину за руку, и они побежали – но почему-то не обратно к сараям и к дырке в заборе, а через двор и входную калитку на улицу.

– Не оборачивайся! – со смехом крикнула Нина, но Толя, наоборот, хотел обернуться. Он думал, что увидит святого скромно стоящим на крыльце под раскачивающейся лампочкой, но там никого не было. Тогда Толя даже остановился, ожидая, что, может быть, он выйдет позже. Но в облике избушки ничего не менялось: секунду, полминуты, минуту…

– А может, мне и показалось, – признался он.

– Да по***у-у, Толя, ты там залип и так на полчаса. Пошли, я закоченела.

– Это же твоя идея была.

– Ну и что? Чё не взбредёт в голову по накурке, – она засмеялась. – Ты чё, никогда не курил, что ли?

– Курил, но давно. После института уж как-то не доводилось.

Они свернули с Удальцова и наткнулись на какого-то прохожего. Толя не обратил на него внимания, но мужчина узнал его.

– О! Опять нежданная встреча! *** себе! Столько лет не видались, и тут второй день подряд.

– А, привет, Лёх.

Они пожали руки, и Толя шагнул было дальше, но бывший одноклассник остановил его.

– А чё ты от меня вчера с****лся так? Я не понял этого, Толик.

– Да чё-то замёрз.

– Ну ни*** себе. Встречаемся первый раз за ***ву тучу лет, а он замёрз, нормально? – Лёха явно был поддатый и обратился уже к Нине.

– Лёша, о*****сь, мы правда замёрзли, – сказала она.

– О, ***, это ты. Не узнал, – мрачно сказал Лёха. – Как оно?

– Нормально. Шагай куда шёл.

– Я уж сам порешаю, куда мне, – он икнул, – шагать. Чё, Толь, как оно? На малой родине?

– Отлично. Слушай, ты извини за э-э, вчера, я просто устал тогда с дороги…

– Да по***, пошли бухнём щас.