Константин Куприянов - Толя Швеин и Святой

– Ну, здорово, что у тебя теперь семья… – растерянно сказал Толя.

– Ага, – Лёха расплылся в улыбке, – и вот смотри: Ириша… наша…

Он выудил из кармана телефон и стал показывать Толе фотографии какого-то младенца.

– На тебя похожа, – сказал Толя, чтобы что-нибудь сказать.

– О, это точно! Папина дочка. Блин, рад тебя встретить! Прям напомнил мне про былое время. Эх, Нинка-то… Держи! – Лёха с удовольствием закурил, Толя без охоты затянулся раз-другой. – Так что, поможешь другу?

Толя поковырялся в кармане и наощупь вынул купюру, надеясь, что это окажется пятисотенная. Но в руках очутилась тысяча. Глаза Лёхи благоговейно засветились.

– Вот это ты человек. Вот это я понимаю, – он ударил Толю по плечам, предварительно утянув купюру в недра кармана. – Спасибо, брат! Сегодня выпьем за тебя… Эй, слушай! А хочешь с нами?! Приходи, Ленка рада будет! Она щас мелкую уже уложила, картошечку жарит. Ща мы с тобой луковицу купим и за****им о*******нький ужин, а?! Чё скажешь?!

– Не, спасибо, я это…

– Чё?

– Ну, я уже иду в гости.

– К кому?

– К Чапыгину, это мой одноклассник…

– А, Чапа, что ли? – перебил Лёха. – Так и он пускай приходит.

– Окей, я ему скажу.

– На, запиши мой телефон, – Лёха деловито продиктовал номер и заставил Толю позвонить себе. – Всё, теперь на связи, Толян!! Та-ак, я за чекушкой, а ты постой тут, ща куплю и ещё перекурим. Расскажешь мне про своих банкиров в Москве. Я мигом!

Едва Лёха забежал в магазин, Толя шагнул прочь с освещенного пятна асфальта перед входом и, пользуясь прикрытием тёмной загородной ночи, заспешил обратно к берегу реки. Через несколько минут телефон начал вибрировать от Лёхиного вызова, но Толя не ответил.

Он шёл долго, потому что прилично устал и пару раз потерял дорогу. Оказавшись в третий раз в незнакомом переулке, в недрах которого были слышны пьяные голоса большой толпы, Толя решил, что надо идти более длинным, но надёжным путём, и вышел на центральную улицу, которая была мало-мальски освещена фонарями. Часы показывали почти семь. Толя удивился, как быстро и бестолково пролетел день. Он позвонил Лизе, но та ответила, что ещё работает. Неожиданно позвонила мать:

– Ну как ты там? – спросила она.

– Да ничего.

– А? Не слышно!

Пришлось остановиться, чтобы связь не пропадала.

– Ничего, говорю, ма. Всё тут по-прежнему. Наш дом расселили окончательно. Но не снесли вроде.

– Как город?

– Ну, город как город.

– Что ты мямлишь там? Я не слышу!

– Город как город! – крикнул Толя в трубку. – Иду вот по Ленина.

– А-а. Куда идёшь?

– К Чапе, ма. Помнишь его?

– Помню, конечно. Отец тут опять устраивает.

– Чего он?

– Да как всегда.

Толя не знал наверняка, что отец утраивает «как всегда», но выбор был невелик: напивается, орёт матом или, может, как в старые добрые времена, колотит мать, а потом уходит плакать в туалет, но на всякий случай сочувственно вздохнул.

– Держись, ма, я приеду – разберусь.

– Ты уж разберёшься. Ладно, давай, пока.

– Пока.

Толя сделал пару шагов, как его остановил какой-то мужик и попросил закурить. Пришлось искать зажигалку и только затем продолжить путь. Ему начало казаться, что он идёт уже какое-то бесконечное количество времени: с самого утра, и дороге всё нет конца. И вдруг странная мысль посетила его: ведь это не такая уж и мелочь – просить Бога о чуде. Шеф, пожалуй, пошёл самым лёгким путём – отправил курьера, дав ему в зубы денег, и ждёт результата. А попробовал бы он помесить ногами Благодельское говно, выясняя адрес этого Вадички. Попробовал бы походить под снегом, ветром, в темноте, натыкаясь на кучу непонятных личностей … Может, цена чуда стала бы ему понятнее. Ещё Толя заметил, что думает о святом со страхом, что гонит прочь от себя его образ и старается представить скорее какого-то буддистского истукана, к которому достаточно будет подойти и поклониться, но умом-то он понимал, что всё будет не так просто. А вдруг святой спросит, верит ли он в Бога? Что тогда сказать? Надо будет посоветоваться с Чапой.

Наконец-то, через ещё полчаса, он добрёл до церкви и начал в третий раз за день спускаться к реке. Несмотря на мороз, от реки поднялся лёгкий молочный туман, который густел по мере спуска. Навстречу Толе попался какой-то мужик. Вовремя не заметив друг друга, они столкнулись плечами.

– Извините, – сказал мужчина спокойным уверенным голосом, словно ни капельки не удивился, и исчез наверху.

Толе вдруг подумалось – вдруг это один и тот же человек встречается ему трижды: сначала поднял его из грязи, потом попросил зажигалку, потом столкнулся с ним плечами… А вдруг это и есть святой?! Решающий, пускать его к себе на приём или нет?!.. Впрочем, нет, бред-бред-бред, да и где это видано, чтобы святые люди курили. Не, о таком он точно никогда не слышал.

– Привет, Чап, – сказал Толя, когда, наконец, добрался и протянул пакет с выпивкой и закуской.

– Ну, здарова. А я уже подумал, ты не придёшь.

– Да не, я просто ходил тут…

– А чё такой за****ный?

– Да за****ся. Долго ходил.

– Поехал бы на маршрутке – она тут прям от моего дома до «О’кея» ходит.

– Да если б я знал. Раньше же ничё не ходило.

– Раньше было раньше, – своим привычным менторским тоном разъяснил Чапа.

Они уселись на кухне. Чапа тоже жарил картошку – точь-в-точь как Лёхина жена.

– Весёлый у тебя вечер пятницы, – заметил Толя.

– Не умничай. Сейчас только открывается нью-йоркская биржа. Вот закроется – тогда и пятница началась.

– А-а, ну-ну. Торгун.

Некоторое время они молчали: Чапа мешал картошку, чтобы она не пригорела, Толя гладил кота. Потом по кухне распространился ещё один запах, и Толя сглотнул слюнки.

– Грибочки? – спросил он.

– Ага, родные, благодельские. Сам собирал, сам замораживал. Впрочем, я теперь всё сам, – озадаченно добавил Чапа, почесав нос. – Знаешь, Толя, ты если будешь говорить с этим святым, ты уж спроси у него – действительно ли там всё так, как они говорят.

– Там – это где?

– На том свете, ё***.

– А-а, ну… А тебе зачем?

– Как зачем? Это же единственная причина во что-либо верить.

– Ты разве не решил уже всё для себя?

Чапа не ответил. Он разложил тарелки, щедро отвалил себе и гостю по порции картошки с грибами и разлил напиток по рюмкам. Сам он отказался смешивать джин, а Толя залил себе тоника.

– За встречу, – сказал Чапа. Они выпили. – Так вот. Единственная причина такому, как мне, человеку с математическим складом ума, во что-то верить, – это надежда встретиться потом с ними.

Толя повернул голову туда, куда кивнул его друг, и увидел чёрно-белую фотографию родителей. На ней они были совсем молодые – наверное, выпускники института, и стояли в каком-то поле, под ярко-белым казахстанским солнцем. Чапин папа ещё даже не был грузным, а мать была очень красивой, и они улыбались, как будто не знали о том, что умрут через какие-то двадцать лет.